Жар под золой

Войдя в вагон, я оглянулся в поисках свободного места и вдруг увидел Клаудию — она выходила через переднюю площадку. Я был так поражен, что в первый момент остолбенел, когда же наконец пробрался вперед, автоматическая дверь захлопнулась у меня перед носом и трамвай тронулся. Я разозлился на вагоновожатого — он не видел, что я хотел выйти. Прижавшись лбом к окну, я пытался разглядеть, куда пошла дочь, и увидел ее на тротуаре: она разговаривала с каким-то мужчиной, который вышел из-под навеса палатки с вывеской «Жареный картофель».

Это был Оберман из Унны.

Тот самый, которому я отвозил ящики.

На следующей остановке я вышел и быстро вернулся назад. Никого. Заглянул во все ближайшие пивнушки. Никого.

Я дождался на «островке» очередного травмая и сел в вагон, где оказался единственным пассажиром. Улицы были пустынными, словно весь город вымер.

Может, мне это приснилось? Ну какие дела могут быть у Клаудии с «королем стрелков» из маленькой деревушки под городом Унной? Может, я обознался? Нет, это была Клаудия.

От трамвайной остановки в нашем поселке до моего дома минут пять ходьбы. Я вышел из вагона и только хотел включить светофор для пешеходов, как едва не столкнулся с молодым пастором, который служил панихиду у могилы Эберхарда. Пастор кивнул мне.

До похорон я не сомневался, что Эберхард, будучи настоящим социалистом, порвал с религией; какое заблуждение — его похоронили по церковному обряду.

— Добрый день, господин Штайнгрубер! Вы торопитесь? Нет? Вот и хорошо. Хотелось с вами побеседовать. Слышал я, что вы все еще безработный, ну и подумал, как бы это вам сказать... дело в том, что сторож нашего кладбища, он же и могильщик, лежит в больнице... похоже, что он не вернется на работу... скверно с печенью... а поскольку специальность эта в некотором роде близка вашей — извините великодушно за сравнение, — я хочу вас спросить: не согласитесь ли вы заняться этим, пока не найдете себе более подходящую работу? Прошу вас, не поймите меня превратно, вам не придется рыть могилы каждый день, боже упаси, столько здесь не умирают... Но хотелось бы, чтобы кладбище было похоже на... ну, вы сами знаете, у вас есть сад — красивый, как мне говорили, да и я видел его однажды из окна дома вашего соседа.

Пока он говорил, я внимательно разглядывал его. Молодой, не старше тридцати. Бакенбарды, верхняя губа выбрита. Мне понравилось, как он излагал свое предложение, с некоторой неловкостью, однако целеустремленно. У могилы Эберхарда он произнес разумную речь: он не сыпал сентенциями, не читал лишних нравоучений, не морочил голову ханжеской болтовней, приправляя лживую суть елейными словами. Он сказал над могилой, что большинство людей губит работа.

Мне понравилось, что наконец-то хоть один человек публично высказал, где зарыта собака, — не призывал покориться судьбе, а обвинил общество, которое труд мерит прибылью, но не потребностями.

Пастор был на голову выше меня, стройный, но выглядел немного странно в своем синем костюме при той жарище, которая с утра стояла в городе.

— Я посещал одного умирающего, — словно угадав мои мысли, сказал он, — а им не нравится, когда у их постели сидят в спортивной рубашке.

— Господин пастор, — или надо говорить господин священник? — чтобы между нами все было ясно: со дня конфирмации я ни разу не был в церкви. Мы с женой порвали с церковью. Нашу дочь даже не крестили. Вот что я хотел вам сообщить.

— Мертвые за это вас не осудят, — сказал он улыбаясь.

— Но возможно, посетители, господин пастор. Многие знают меня и называют «красным».

— Ну и что? Пусть называют, лучше вас они этого все равно не знают. В ближайшие дни я навещу вас, а предварительно позвоню, у вас ведь есть телефон. Подумайте о моем предложении. Мне еще надо обсудить это с церковным советом и моим коллегой, а также выяснить вопрос об оплате. — И он протянул мне руку.

Я нажал на кнопку светофора. На прощание пастор кивнул приветливо и, как мне показалось, одобряюще.

Проходя мимо дома Франка, я увидел у тротуара его машину. Я замедлил шаг, но не остановился. И тут услышал голое Франка:

— Лотар! Подожди! — Голый по пояс, в одних шортах, он стоял в дверях. — Лотар, я не думал, что так получится с Габи. У нее просто нервы сдали. Черт возьми, мы тоже не железные — и у нас, бывает, терпение лопается! С того дня, как похоронили отца, эта баба взялась наводить чистоту. Вообразила, будто отцовская болезнь в каждой щели застряла. Ну а когда она приперлась с лизолом, тут я уж больше не выдержал. Все могу вынести, но от лизола меня наизнанку выворачивает.

— В городе я случайно встретил Роланда, он сказал, чтобы ты выдвинул свою кандидатуру, и еще сказал, мы должны что-то предпринять в связи с Северным поселком, не давать его в руки городских властей, в общем, не облегчать жизнь товарищам из муниципалитета...