Жар под золой

Бывали минуты, когда я ненавидел Франка, а иной раз завидовал ему. Детей у него не было — Габи, наверно, не могла рожать. Хотя у него был собственный дом, как и у меня, Франк никогда не стремился к наживе.

Франк был моим другом, а Габи нет. Она была лишь женой моего друга. Сегодня вечером я понял это.

* * *

Сузи умерла от большой дозы героина.

Хотя все местные газеты посвятили смерти Сузи, «красивой и застенчивой девушки», целые колонки, никто из читателей не узнал, что ее довело до этого. Сузи нашли утром в районе Шёнау прохожие, спешившие на работу. Она лежала в канаве. По пути в больницу девушка скончалась.

Я держал корзину, из которой участники погребальной церемонии брали букетики и бросали в могилу. Молодой пастор произнес краткое надгробное слово: он сказал о совращении молодежи, о поисках душевного равновесия, о тоске по идеалам. Для современной молодежи бог не более чем предмет меблировки, от которого не хочется отказываться, потому что он все же украшает комнату, но который тем не менее с легкостью выбросили бы на свалку.

Среди провожающих был Рупперт Швингхаммер.

Меня это немного удивило, ведь в эту пору он должен был находиться в Западном Берлине, на учебе.

Насколько я мог судить, класс, в котором училась дочь, явился на похороны в полном составе, только Клаудия отсутствовала. Но ведь о смерти подруги ее не могли известить так быстро, если, конечно, кто-нибудь знал ее адрес.

Рупперт был бледен, и, когда бросал букетик, мне показалось, что он стал меньше ростом с тех пор, как я его видел в последний раз.

Хелен тоже пришла на похороны. Ведь Сузи в течение многих лет бывала у нас дома, пекла в духовке кексы, а к рождеству коржики, она была веселой девчушкой, мы привязались к ней. Но сейчас мне вспомнилась другая Сузи, та, которая сидела на лестничной ступеньке и, плача, призналась, что не хотела учиться музыке, что это родители заставили ее.

И вот ее родители, как две тени, стоят у могилы, и у них уже нет слез.

Хелен к могиле не подошла, она, не отрываясь, смотрела на стоявший неподалеку платан с уже облетевшей листвой, словно там бог весть что творилось. Я заметил, что жена дрожала — так она была взволнована.

Я не мог в эту минуту оставить свой пост и подойти к ней, так как был обязан дождаться, пока последний провожающий покинет место погребения. Пастор уже начал обходить родственников умершей, каждому пожимал руку и выражал сочувствие, как вдруг Хелен закричала истошным голосом:

— Клаудия! Доченька!

Она устремилась в сторону платана, расталкивая провожающих, нерешительно и растерянно уступавших ей дорогу, и беспрерывно кричала:

— Клаудия! Клаудия!

Я умоляюще посмотрел на пастора. Он кивнул мне, и я, оставив корзину, бросился следом за женой. Пробежав метров тридцать, я окликнул Хелен, но в ответ лишь раздавалось:

— Клаудия!

Я бежал, продираясь сквозь живую изгородь, прыгая через могилы, топча цветы, сшибая вазы, и наконец у южной стены нагнал Хелен. Она стояла на куче земли возле свежевырытой могилы, обессиленная, и показывала на кирпичную стену. Я заметил, как кто-то перелезал через стену, однако кто — разглядеть не успел.

Клаудия носила длинные волосы, до плеч, а у той, что скрылась, была прическа под пажа.

Подбежав к стене, я попытался взобраться наверх, но это удалось мне лишь с четвертой попытки. Я перевесился на животе через стену и оглядел улицу: ни одного прохожего, только проезжающие машины. Но тут мне бросился в глаза стоявший напротив пикап. На его кузове была надпись: «Бальке — Автотранс. Чем унывать, лучше Бальке позвать!»

Пока я раздумывал, спрыгнуть мне на улицу или нет, пикап уехал.

Пришлось вернуться: Хелен нельзя было оставлять одну. Она сопротивлялась, когда я хотел ее увести.

— Почему Клаудия прячется от нас? Господи, ну что мы ей сделали? Зачем она постриглась?..

— Пойдем, Хелен. Клаудия в Ницце. Ты перенервничала, похороны, бедняжка Сузи...

— Оставь меня. Я верю своим глазам: через стену перелезла Клаудия, это так же точно, как то, что я ее мать.

У могилы еще стоял Рупперт, но, увидев нас, пошел к выходу следом за всеми. Пастор дожидался нас на главной аллее.

— Я сама доберусь домой, оставайся. — Голос Хелен окреп. — Тебе надо еще засыпать могилу. Бедная девочка.

— В таком состоянии нельзя садиться за руль, я тебя отвезу.

— Оставайся, Лотар, засыпь могилу. Мне все равно надо еще в библиотеку.

Не зная, на что решиться, я посмотрел на пастора. Он кивнул в знак согласия. Хелен легкой походкой направилась к воротам, ни разу не обернувшись.

— Что случилось, господин Штайнгрубер? — спросил пастор.

— У нее навязчивая идея, что она увидела нашу дочь. Честно признаться, я тоже в какой-то момент засомневался. Так с ума можно сойти.

— Значит, все же кто-то реальный, а не фантазия?

— Не фантазия. Вот это-то и сбило меня с толку. Через стену перелез не призрак, а живой человек.

— И тем не менее, господин Штайнгрубер, мы склонны порой видеть в людях то, что нам хочется видеть. У вас есть еще кофе в термосе?