Клаудия помешкала, обвела взглядом зал, словно что-то искала, и сказала все так же неторопливо и подчеркивая каждое слово:
— Тогда, отец, и я не стану тебя щадить.
— Щадить? — переспросил я. — Ты мне никак угрожаешь? Я вроде никого не убивал.
— Нет, отец, я тебя предостерегаю.
Я приподнялся, силой заставил ее сесть и начал уговаривать, стараясь не терять самообладания:
— Слушай, Клаудия, ну, допустим, я добуду деньги, а кто мне даст гарантию, что они достанутся именно тебе, а не этим людям? Ты ведь сама сказала, что они зависят от частных пожертвований... А теперь я и сам тебе пригрожу, Клаудия, я ведь знаю, к чему ты клонишь: они тебя послали, а может, ты пришла по собственному почину? Просто они не могли предвидеть, что я обнаружу этот склеп, можно сказать лучший тайник во всем городе, после того как я вдобавок несколько раньше узнал, чем набиты эти ящики. Я твой отец, Клаудия. Пока мое слово на кладбище чего-то стоит, все останется так, как есть, и там, где есть... Сперва мне надо разобраться, что это за ящики...
Она слушала меня, но взгляд ее блуждал по залу. Потом она зашептала, и я ощутил всю глубину ее страха:
— Только ты мог мне помочь, ты, и больше никто.
— Клаудия, — умолял я, — выговорись, расскажи все по порядку, тогда я смогу тебе помочь... Иначе выйдет, что я помогаю не тебе, а этой банде...
И тогда Клаудия вскочила и выбежала из пивной, которая тем временем незаметно наполнилась посетителями. Я не встал. Я не мог бежать за ней. Я все сказал.
Бюлер, поглядывавший на меня от стойки, вопросительно развел руками, я помахал ему: мне не хотелось сейчас быть одному и домой идти тоже не хотелось.
Бюлер подсел ко мне.
— Не сочти за нескромность, Лотар, но ты случайно не с дочкой сидел?
— Бюлер, у тебя ведь есть дочь?
— Дочь и двое внучат. А зять похоронен на нашем кладбище. Впрочем, это ты знаешь.
— Дочь... а чем она, собственно, занималась, я хочу сказать, раньше, как у вас все было?
— Моя дочь... ну, у нас было так... когда ей исполнилось девятнадцать, она вышла замуж, хотя мать ее отговаривала, ну а я не вмешивался, это женское дело. Потом за два года она родила двоих детей. Потом она каждое воскресенье приходила к нам со своими щенками, чтобы наесться досыта, а наевшись, начинала заливать, потому что ее ненаглядный Эгон — да, да, его и впрямь звали Эгон — каждое воскресенье либо надрывал глотку на стадионе, либо задирался с посетителями в пивной и пропивал на этом деле половину зарплаты. Когда детям сравнялось одному семь, другому шесть, ненаглядный Эгон на полном ходу вывалился из поезда, и ни одна живая душа не знает, как это произошло. Зато я знаю. Он в субботу возвращался откуда-то из другого города, где играла его драгоценная «Боруссия», по дороге в поезде он, разумеется, тоже пил и под конец надрался как последняя свинья и, вместо того чтобы открыть дверь туалета, спьяну открыл наружную дверь. Это случается даже и на трезвую голову. Два дня спустя какая-то парочка нашла его на железнодорожной насыпи. Вот так, Лотар, все приходится испытать.
— Это была моя дочь, — сказал я. — Ты прав: все приходится испытать.
— Могу тебе посочувствовать, Лотар, сегодняшняя молодежь, она... Одним лезет в голову всякая блажь, потому что у них работы нет, другим — потому, что им слишком хорошо живется.
— Бюлер, я все время задаю себе вопрос, что мы сделали не так, моя жена и я.
— Не ломай голову. Я все это уже пережил в двадцатые, четыре года ходил без работы, а меня прямо распирала силушка... мне стоило только глянуть на женщину, и уже... я могу понять молодых людей... Знаешь, Лотар, меня это, в общем, не касается, но, может быть... Речь случайно идет не о ящиках?.. Твоя дочь как-то с этим связана?
— Да, Бюлер, боюсь, что да...
— Твоя дочь... Господи, Лотар, что же ты теперь будешь делать? Это же ни одному человеку не под силу...
— Известить полицию? — спросил я, но моему голосу недоставало убежденности.
— Полицию? Вздор. После войны мы обходились своими силами, без полиции, а времена, видит бог, были поганей, чем теперешние, да и полиция была малость поумней, чем нынче.
— Перестань, Бюлер, теперь не послевоенные годы, просто ты этого не заметил.
— Не послевоенные? — Он искренне удивился. — А какие же тогда?.. Понимаешь, Лотар, меня это не касается, я старый человек, я ровесник века, и все же это меня касается. Они скоро придут, а ты уже подумал, как быть, если с ними будет твоя дочь?..
— Перестань. Мне даже и думать об этом нельзя.
— Почему ты ее так отпустил?.. Почему не проявил больше терпения? Она бы наверняка все тебе рассказала, уж ты поверь старику.
Хелен взволнованно металась по дорожкам кладбища, разыскивая меня.
Я как раз копал могилу и уже до пояса стоял в ней. Выронив лопату, я выскочил из недокопанной ямы и побежал ей навстречу.
— Лотар, пошли домой! — задыхаясь, выкрикнула она.
— В чем дело, Хелен? Ты сама не своя.
— Идем, Лотар, Габи забаррикадировалась... Идем, тебя она послушает.