Жара

– Да, заорал, что случилось нечто страшное, и срочно попросил его приехать на квартиру Розенфельда. Не помню, сколько прошло времени, в дверь позвонили, я открыл, и тут началось. Петр Михайлович был абсолютно спокоен, сохранил присутствие духа и начал ставить передо мной задачи. «Значит, так, Вовчик, – сказал он мне, – первым делом нужно избавиться от трупа, ты понял меня?» Он нашел у Розенфельда в шкафу огромный кофр, которым тот пользовался для поездок по миру. Этакий небольшой вагон на колесах. Интересный такой кофр. Весь в наклейках авиакомпаний и стран, которые Розенфельд посещал. Дальше началась упаковка тела в мешки, пододеяльники, а потом и в кофр. Что дальше? Стали думать, как вывозить труп – сейчас или ждать утра. Машина у Брахмана хорошая. «Тойота-лендкрузер». Но этот кофр еле туда влез.

У дяди Пети был план. На помощь он вызвал Катю. Я позвонил, попросил приехать. А дядя Пета стал превращать меня во Владимира Розенфельда. У нас и так-то было сходство поразительное. А тут Петр Михайлович нашел его любимую капитанскую фуражку, выдал куртку серую да джинсы сине-фиолетового цвета. Мама родная нас бы не различила.

Еще дядя Петя велел мне полюбезничать с консьержкой и сунуть ей в окошко по обычаю Розенфельда и шоколадку, и рублей двести. Побалагурил со старушкой. Вот, мол, с мамой в отпуск уезжаем, надо ей кое-какие вещички отправить. А та, знай, соловьем разливается: «Какой же вы, Владимир Борисович, внимательный. А то от других и слова хорошего не услышишь». В общем, отношения были закреплены. Потом мы с Брахманом встретили Катю, побыли все втроем минут двадцать, после чего дядя Петя на своей «тойоте ланд крузер» уехал.

Мы с Катей остались вдвоем. Я сразу рассказал ей, что произошло в этом ужасном месте. Бывают такие особые люди, как она. Сразу поверила. Разделись мы с ней до трусов и начали драить кухню и гостиную. Конечно, мы знали, что хорошая экспертиза найдет следы крови. Но это уже будет потом. Потом легли спать. Проснулись поздно. Никогда бы не подумал, что смогу переночевать в квартире, где только что был убит человек. Кое-как позавтракали, помыли посуду и рванули вниз предъявляться знакомой консьержке. Я фальшивым голосом, позевывая, сказал: «Что-то мы сегодня припозднились». – «Да что вы, Владимир Борисович, ваше дело молодое. Кому же, как не вам, по утру подушки мять». – «Ну, – сказал я, – до свидания, еду мамулю попроведать». Та в ответ: «Счастливого пути!» Раскланялись мы с ней и поехали с Катей на моей машине, которая стояла тут же неподалеку, но консьержка этого не видела. Поехали сразу в аэропорт, а потом и в Краснодар.

– А вы серьезный актер, Владимир Михайлович, – произнесла Захарьина. – Вам бы в театре играть. – Однако в голосе старшего следователя по особо важным делам при Генпрокуроре уже не было ни злости, ни недавнего напора. Обстоятельства исчезновения Розенфельда наконец-то начали проясняться. В конце разговора, к изумлению Трефилова, Анна Германовна слегка погладила Крохина-младшего по голове.

* * *

Простившись с Владимиром и в очередной раз попросив не покидать Москву, Анна Германовна распорядилась найти живой или мертвой Екатерину Крохину.

– Ее искать нечего, – гордо взбрыкнул Анохин. – Сидит в коридоре, дожидается мужа. Я ей пропуск оформил, уверен был, что вы захотите с ней поговорить.

– Екатерина Аркадьевна, – ласково начала допрос Анна, – я очень сочувствую вам, как, впрочем, и вашему мужу. Запутались вы в отвратительно грязной истории. Но вместе с тем нельзя не отметить того, что вы грубо нарушили закон и способствовали сокрытию важнейших улик по уголовному делу. Вы же взрослая женщина, художница!

Катя была готова ко всему. Взяв на вооружение чудодейственное из оружий – женский плач, – в потоке слез она изложила Захарьиной свою версию происходившего. Ценным было то, что девушка откровенно излагала то, что Володя Крохин старался или обходить совсем, или прибегал к совершенно ненужным эвфемизмам. Когда Катя оказалась в проклятой квартире, Брахман абсолютно четко дал установку, согласно которой Володя изображал убитого Розенфельда, а она, Катя, должна была сыграть легкомысленную дамочку, скоротавшую ночь в обществе красивого и состоятельного американца.

– Я была страшно удивлена, – продолжала она. – Когда мне позвонил Володя, он был растерян, что-то путано рассказывал. Тогда Петр Михайлович отобрал у него трубку и четко сказал, что надо делать. Я должна была сильно накраситься, вызывающе одеться и бежать по указанному мне адресу. У подъезда меня встретил Володя. Когда мы вошли в квартиру, мне стало плохо, но Брахман четко сказал, что Розенфельд был негодяем и наконец получил то, что заслужил.

– Как вы думаете, – продолжала Захарьина, – куда дели труп?