Жара, духота и жадность

Он собирался рассказать анекдот. Карелла буквально ощущал по телефону сдерживаемый смех в его голосе. Гроссман был высокий угловатый мужчина, который куда уместнее смотрелся бы на ферме где-нибудь в Новой Англии, чем в стерильной чистоте полицейской лаборатории. Простодушные голубые глаза Гроссмана блестели за стеклами очков. В его манерах была какая-то особая мягкость, отголосок стародавних времен — несмотря на то, что он имел обыкновение выпаливать научные факты со скоростью и уверенностью пулеметной очереди. Но анекдоты Гроссман рассказывал не спеша, растягивая удовольствие.

— Одного адвоката-крючкотвора вызвали в суд по делу, в здание уголовного суда в центре. Ты ведь знаешь, как трудно там припарковаться?

— Ага, — кивнул Карелла. Он уже заранее улыбался.

— И вот, значит, объехал он весь квартал, а потом объехал его еще раз — а время-то уходит! А судья, который ведет дело, между прочим, помешан на пунктуальности. Так что в конце концов адвокат останавливается под знаком «Парковка запрещена» и пишет записочку. В записочке сказано: «Я адвокат и тороплюсь в суд по уголовному делу. Я опаздываю. Я целых двадцать минут объезжал этот квартал, и в конце концов мне пришлось встать здесь. Простите нам наши прегрешения». Взял пятидолларовую бумажку, завернул ее в записочку и засунул записочку с деньгами под дворник.

— Значит, «простите нам наши прегрешения»? — повторил Карелла, улыбаясь.

— Да, и пятерку в придачу, — продолжал Гроссман. — Короче, возвращается он обратно через четыре часа и находит свою записку вместе с пятеркой на прежнем месте, а под другим «дворником» торчит квитанция на штраф за нарушение правил парковки и записочка от местного патрульного. И в записочке сказано: «А я объезжаю этот квартал целых двадцать лет. Не вводите нас во искушение».

Карелла расхохотался. Копы ужасно любят анекдоты о неудачных попытках дать на лапу.

— Ну что, поднял я тебе настроение? — спросил Гроссман, посмеиваясь.

— Еще как! — ответил Карелла. Он не раз замечал, что, когда разговаривает с Гроссманом, речь у него почему-то меняется и он начинает употреблять слова и обороты, которых обычно не применяет. — Ну а что вы там нашли по делу Ньюмена?

— Ничего, — сказал Гроссман.

— Вот, спасибо! — сказал Карелла. — А Оуэнби говорил, что отчет будет…

— А-а, отчет-то я получил — когда я сегодня вернулся из суда, он лежал у меня на столе. На самом деле, я его даже с собой домой захватил. Я, знаешь ли, человек добросовестный!

— Тогда что значит «ничего»? Я же видел, как техники снимали отпечатки по всей квартире…

— Ах да, отпечатков-то уйма. Но все они принадлежат покойному и его жене.

— Что, посторонних отпечатков вообще нет?

— Ни единого.

— А на кондиционере? — спросил Карелла.

— Ты что, мысли читаешь? Я как раз собирался сказать об этом. Принимая во внимание, какая жарища на улице, с кондиционером должны были возиться то и дело, верно? Люди даже в обычную погоду то и дело крутят кондиционеры. Если становится жарко, они включают охлаждение. Потом им становится слишком холодно, и они снова что-то поправляют. Ну и где же их отпечатки, которые непременно должны там быть? А нету. Кондиционер был вытерт начисто. Они там одни живут?

— Да, — ответил Карелла.

— Ну и где же отпечатки пальцев? Вот на ручке туалетного бачка мы нашли уйму отпечатков, в основном частичных. Это еще одно место, где ищут в первую очередь, потому что ручку туалетного бачка никто никогда не вытирает. Просто не вытирает, и все. Задницу они вытирать не забывают, а вот ручку бачка… Там были отчетливые частичные отпечатки среднего пальца правой руки покойного и одного из указательных пальцев хозяйки. Все чудесно. Но кондиционер был чистенький.

— И о чем это тебе говорит? — спросил Карелла.

— А тебе это о чем-нибудь говорит? — осведомился Гроссман.

— Ну, может быть…

— Не может быть, а точно! — сказал Гроссман.

— То есть?

— Ну, скажем, у хозяйки пунктик на чистоте. Предположим, она немедленно вытирает все, за что берется. Предположим. Значит, она или ее экономка — у них есть экономка?

— У них есть уборщица. Но она в отъезде с середины июля.

— А, так вот почему мы нашли только отпечатки пальцев хозяина и хозяйки. Стало быть, с середины июля квартиру хоть раз да убирали.

— Подозреваю, что да, — сказал Карелла.

— Ну, предположим, с тех пор хозяйка убиралась сама. Но станет ли даже очень чистоплотная женщина бегать по квартире с тряпкой и каждую минуту вытирать все, что видит? Даже почти пустой пузырек с секоналом?

— В смысле?

— Стив, пузырек был вытерт начисто!

— Ты хочешь сказать, что на нем вообще не было отпечатков?

— Именно это я тебе и говорю.

— Но это же невозможно!

— Я тебе рассказываю, что мы нашли. Точнее, чего мы не нашли.

— Если Ньюмен брал этот пузырек в руки, отпечатки на нем должны быть! Мужик, который проглотил двадцать девять капсул секонала, не станет подниматься с пола, чтобы стереть с пузырька свои отпечатки пальцев!

— Стив, пузырек был чистенький, как младенец!

Оба помолчали.

— Как ты думаешь, могла ли хозяйка стереть отпечатки? — спросил Гроссман.

— Когда муж помер, хозяйка была в Калифорнии.