Жатва Дракона

Эти увлекательные расспрашивания продолжались. Тем временем солнце продолжало свой древний путь, вставая каждое утро примерно на минуту раньше. Весна возвращалась на Ривьеру. Фиговые деревья выбрасывали свои почки, стебли напоминали длинные серые свечи с ярко-зеленым пламенем на концах. Тюльпаны и нарциссы усыпали своими цветами двор, а белые цветы жасмина наполняли его своими нежным запахом. Птицы строили гнезда в лозах, а пчелы наполняли воздух жужжанием. Маленькая человеческая пчела жужжала, маленькая человеческая птица пела и в этом дворе. И Ланни снова восхищался, увидев, как обновляется жизнь, настолько полная восхитительного рвения и веры в своём начале, и так часто печальна в своём конце.

Тепло распространилось на север, а почки и цветы пошли по всей Европе. Это принесло радость детям, но взрослым только страх, поскольку они знали, что означает удлинение дней и высыхание земли в военное время. В далеком Вашингтоне сенатор Борах назвал это "странной войной". Возможно, он пытался защитить себя, торжественно заверив страну прошлым летом, что он узнал из надежных источников, что в этом году в Европе войны не будет. Фраза "странная война" пошла гулять по всему миру. Это название нравилось людям, ожидавших сенсаций, и которые не могли наслаждаться завтраком без убийства десятков тысяч своих собратьев. Ланни слышал, как американцы на Ривьере использовали это название, и он хотел кричать: "Идиоты! "

Он знал, что в течение семи лет Адольф Гитлер и его умелые исполнители готовились к тому, что они собираются делать этой весной, летом и осенью. Вся промышленная мощь одной из трех или четырех величайших стран на земле была обращена в производство смертоносного оружия. "Пушки перед маслом", - сказал Геринг. И будьте уверены, что он добьётся этого со всей силой своей воли. Теперь, в конце восьмой зимы, армии выстроились на границах, люди тренировались как спортсмены перед гонкой, планы были дописаны до последней буквы. Самолеты находились в подземных ангарах. Танки были спрятаны в лесах или на полях, замаскированные под стога сена или сараи. Снаряды были сложены рядами, как деревенские улицы. Из заводов выходили реки новых самолетов, новых танков, новых снарядов, все, что можно было использовать на войне и совсем немного где-то ещё. Всё было готово, чтобы привести в действие восемьдесят миллионов нацистских роботов, а также рабов, которых они уже захватили, и миллионы, для которых у них были уже построены загоны.

VIII

Таково было обещание весны 1940 года на старом континенте Европы. Вопрос заключался только в том, где Гитлер нанесёт удар, и в какой день? И задача Ланни Бэдда найти ответы на эти вопросы. Он встречался со многими людьми, которые стремились рассказать ему об этом. Но это походило на диагнозы многих врачей или гороскопы многих астрологов. Они не сходились. Место, где это можно было узнать, находилось в Берхтесгадене, и Ланни подумал о поездке туда через Швейцарию, но он продолжал колебаться, потому что он не мог предложить снова привезти мисс Эльвириту Джонс. Он полагал, что было бы благоразумно, дать памяти об этой даме потускнеть. Но тем временем приближался решительный час. Ланни рассмотрел возможность посетить Швейцарию, а оттуда написать Гессу предложение пригласить госпожу Зыжински на второй визит. Конечно, поляков в настоящее время в Германии не жалуют, и они, вероятно, будут её обыскивать, чтобы убедиться в отсутствии кинжала или капсулы с ядом. Но их любопытство могло бы превзойти их отвращение. А если бы она смогла произвести дух Пауля Эрнеста Людвига фон Бенекендорфа и фон Гинденбурга, как она это сделала во время своего прежнего визита, они предоставили бы ей статус почетного арийца.

Это было бы рискованным предприятием, потому что он не знал, выкопало ли гестапо уже всю правду о разыскиваемой Лорел Крестон. Несмотря на это, он решил сделать это. Но судьба сжалилась и представила ему другое решение его проблемы. По почте пришёл один из тех незаметных конвертов, которые в последние годы вносили неожиданные изменения в планы Ланни Бэдда. На этот раз на конверте была швейцарская марка, а также печать и номер французского цензора. Он содержал надпись на английском языке и очень формально адресован Мсьё Ланнигу Прескотту Бэдду, знатоку искусств, Бьенвеню, Жуан-ле-Пен, Приморские Альпы, Франция. Почетный титул, конечно, специально для цензора.

Бьюти была в комнате, когда Хосе принес эту почту. В то время как мать смотрела на свою собственную, в основном, счета, увы! Ланни сунул письмо в карман и сделал вид, что был поглощен передовицей London Times. Через некоторое время он встал, пошел в свою комнату и закрыл дверь, где он открыл письмо и прочитал: