Жатва Дракона

Прогуливаясь мимо Кафе-де-ля-Ротонд, Ланни услышал знакомый голос и увидел знакомый клок рыжих волос, принадлежащий одному из газетных ребят, которых он знал в старые добрые времена Ассамблей Лиги Наций в Женеве. Обычно он уклонялся от контактов с прессой, но теперь он хотел кого-то послушать. Здесь оказался человек, который был на Седанском фронте, и теперь выпил, чтобы восстановиться после бесполезной схватки с французскими цензорами. Это была история, которую ждал весь мир, история о французской армии, отказавшейся выполнять свои функции, о солдатах, прекращающих сражаться по слову офицера, которого они знали и кому доверяли, но в основном совершавших поход по пересеченной местности от поля битвы и в общем направлении домой. Они то и дело прыгали в канавы, когда на них обрушивались штурмовые самолеты, но в остальном мало интересовались войной.

"Ничего подобного в мире не было", – сказал Ник и развернул дневную газету. В ней под захватывающими заголовками парижской публике рассказывали о том, как героическая grande armée de la république подготовлена и что в любой момент следует ожидать грандиозной контратаки, удара молота, который разрушит немецкий клинок и отрежет те танковые дивизии, которые думают, что они отрезали британцев и французов. "Послушайте этого эксперта-специалиста", – сказал корреспондент, и прочитал, что немцы растянули свои коммуникации, чего в истории не осмеливалась делать ни одна армия в мире. Расстояние от их базы до Ла-Манша составляет около трехсот километров, и каждый метр его подвержен атакам с обеих сторон мощных и прекрасно оснащенных французских и британских сил. "Они совершают самоубийство", – заявил этот эксперт.

"То, что он говорит, было бы совершенно правильным", – заявил Ник, – "если бы только французы хотели сражаться, но они этого не хотят".

"Как ты это объяснишь?" – поинтересовался агент президента.

– Существует только одно объяснение. Измена наверху. Командование французской армии - нацисты в глубине души и не хотят сражаться со своими лучшими друзьями.

"Это похоже на кинофильм, Ник", – сказал Ланни.

"Назови это, как угодно", – ответил другой. – "Многие из нас, американцев, считают правдой то, что они думают. Как ты мог прожить все эти годы во Франции и не понимать, как здесь работают немецкие, итальянские и испанские агенты, и куда они тратят миллиарды франков. Теперь они извлекают прибыль".

"Знаешь", – объяснил Ланни, – "я эксперт в области искусства, и я охотился на старых мастеров и не обращал много внимания на политические разговоры. Но я согласен с тобой, что эти факты должны быть как-то обнародованы".

"Мы собираемся найти способ перехитрить этих проклятых цензоров, и это не займёт много времени, поверь мне!" – воскликнул рыжеволосый и горячий корреспондент.

XI

Ланни отправился на уик-энд в Шато де Брюин. В комнате наверху лежал le capitaine Дени сын с пулевым ранением правого плеча, а таким же левой руки. Он получил их возле Мобежа, куда его полк был брошен на помощь Бельгии. Блицкриг прокатился по этой стране, а Дени заполз в густой кустарник и лежал там до темноты. Затем он нашел пару своих людей и с их помощью вылез на боковую дорогу и был доставлен в тыл на французском автомобиле. Когда его раны были перевязаны, и после ночного сна, он отправился домой. Очевидно, им не хотелось бы, чтобы кто-нибудь, кто мог ходить, оставался в госпитале. Оставаясь рядом с фронтом, он не смог бы выиграть войну, а просто был захвачен наступающими полчищами.

Его преданная жена заботилась о нем, а его отец оставил его в покое, потому что у них были сильные разногласия относительно войны и ее причин. Восьми с половиной месяцев на фронте было достаточно, чтобы сделать сына убежденным патриотом, считающим, что его страна была обманута бездействием и что нацисты хотели полностью победить ее, отнять промышленность и сделать ее поставщиком пшеницы, вина и фруктов на немецкие столы. Он лежал беспомощно, не в силах поднять газету или включить радиоприемник, но рвался, как животное в клетке, желая вернуться в бой. Он едва мог заставить себя поверить в новости, которые он слышал, и слезы текли по его щекам, когда Ланни заверил его, что худшее было правдой, немцы взяли Абвиль в устье Соммы и отрезали британскую армию и большую часть французской, включая собственное подразделение Дени. Теперь англичане отчаянно сопротивлялись в Кале, но было невозможно представить, как они могут эвакуироваться.