Жажда

– Вместо микрофона у тебя была щетка Кингстона, но из нее, наверное, торчала шерсть, и она тебе мешала. И я подумал тогда: «Вот ведь, стоит перед зеркалом, занимается совершенно дурацкими вещами и не чувствует, что делает глупости. А я? Когда я просто смотрю в зеркало, уже думаю, что я полный идиот».

– Вот здесь ты совершенно неправ, Келтон, – говорит Алисса. – Я понимала, что занимаюсь глупостями, и все равно делала это.

Затем Алисса просит меня встать перед ней и выпрямиться. Я подчиняюсь, не вполне понимая, чего она хочет, но она неожиданно размахивается и отпускает мне затрещину – не обычную, а с хорошим замахом и оттяжкой, словно это удар в Высшей бейсбольной лиге в битве за Кубок чемпионов. От удара голова моя едва не разворачивается на 180 градусов, а в черепе гудит, как под большим колоколом. Сказать что-либо я не в силах, и чувствую, что на щеке еще долго будет гореть отпечаток пятерни.

Наконец где-то в дальнем углу моего потрясенного мозга я нахожу слова:

– Мне кажется, я это заслужил.

– Ты прав, – отвечает Алисса.

– И мы в расчете?

– Нет.

– А я-то надеялся на прощение, – говорю я.

– Частью твоего наказания будет то, что мы никогда не будем в расчете.

И я понимаю. Если совершаешь нечто непростительное, то хуже всего то, что назад уже ничего не вернуть. Это все равно что разбить стекло. Разбитое не восстановишь, не склеишь. Лучшее, что в этом случае можно сделать, – замести осколки и надеяться, что никто не наступит на их острые края.

Но тут Алисса наклоняется ко мне и легким поцелуем прикасается к моей покрасневшей щеке – как мать целует ребенка там, где у него бо-бо. И уходит, не сказав ни слова. И я вдруг осознаю великую вещь: даже если проживу тысячу жизней, девчонок мне все равно не понять. И это здорово, как мне кажется.

Часть 5 Ад и высокая вода

37) Жаки

Во рту моем сухо, и такое ощущение, будто я жевала подошву от старых найковских кроссовок. Или лизала грязь. Влажную, поблескивающую влагой грязь. Как это соблазнительно! Раньше я сходила с ума от льдисто-холодного «Доктора Пеппера», на банке которого сверкали капли конденсата; сейчас я обошлась бы и влажной грязью. Забавно, как нужды твоего тела видоизменяют параметры твоих желаний!

Я опять сажусь за руль. Нравится это Алиссе или нет, но вести машину придется мне. Не Генри же! А поскольку ни Келтон, ни Алисса и близко не сидели за рулем, выбора у них нет. Разве что идти пешком.

– Мой отец чувствовал, что мне нужно было научиться водить, – говорит Келтон, когда мы садимся в машину. – Но, думаю, он боялся дать мне слишком много свободы.

У Алиссы более личные причины.

– Я не стала учиться вождению из-за футбола и массы домашней работы. К тому же родители не могли вот так вот взять, да и купить мне машину. Что толку было заводиться?

– Весьма убогий жизненный выбор для людей, желающих выжить, – говорю я им обоим.

– Вот как? – возмущенно восклицает Алисса. – А твой выбор, конечно, безупречен, так?

– Да заткнитесь вы все! – кричит на нас Гарретт. – Осточертели!

И мы затыкаемся. Нет смысла ругаться и ворчать друг на друга. К тому же голоса наши начинают звучать иначе, чем раньше. Воздух, прорывающийся через голосовые связки, режет горло все сильнее, и я знаю, что эту боль чувствую не только я.

– Когда все это кончится, – говорит Генри, как только я поворачиваю ключ в замке, – мы все всё забудем и простим.

– Когда все это кончится, – отвечаю я, обращаясь к нему, – я с огромной радостью скажу вам «досвидос». Особенно буду радоваться, что не увижу больше твою рожу.

Включаю переднюю передачу и бесполезный кондиционер. Я не уверена, что знаю, который час, но сейчас жарче, чем утром, когда мы приехали. Часов десять, наверное? Или одиннадцать? Келтон говорит: даже если кондиционер не работает, но включен, он все равно поглощает горючее, и я сообщаю ему, куда он может засунуть эту информацию. Бензин теперь не проблема – у нас его больше, чем достаточно, для того, чтобы добраться до нашей цели. Проблема у нас другая, классическая: отсюда дотуда не добраться, прямой дороги нет.

Карта показывает, что дорога, по которой мы въехали в лес, поворачивает на восток, прочь от места, куда нам нужно, и доехать до шоссе Ист-Рок можно, лишь повернув назад и проехав миль двадцать. Либо, если верить Келтону, можно попытаться пробиться сквозь лес, что составит всего мили четыре.

На одной из карт, найденных в убежище, отмечены углы подъема, а потому мы знаем, где можно проехать, не опасаясь рухнуть с высоты. К сожалению, на этой карте нет ни булыжников, ни деревьев. Поэтому мы вынуждены рыскать туда-сюда, как это делает марсоход, медленно двигаясь по непредсказуемой дороге.

– Даже не знаю, верной ли мы дорогой едем, – говорю я, только потом соображая, что сказала это вслух.

– Верной, – отзывается Келтон, хотя голос его звучит не слишком уверенно.