Жажда

— Маркиш, когда ты был еще сопляком и бегал с набитым арбузами животом, я спорил в парламенте Будапешта с самим графом Альбертом Аппони — самым острым умом того времени. Ты понял, что я хочу сказать?

— Понял, — решительно ответил Пику. — Только, будьте ласковы, оставьте мой подбородок, венгры покалечили мне его. Кроме того, смею доложить, у меня своей земли хватит, да к тому же вряд ли до осени дотяну, так доктора говорят, — чахоточный я.

— Постой, друг Маркиш, — весело рассмеялся Папп, — имей терпение!

Пику замолчал. Папп повернулся к нему спиной и уставился в стену. Снаружи донесся отдаленный гул толпы. В комнату вошел взволнованный, весь красный Пинця.

— Машина ждет вас. Думитрашку просит поспешить…

— Запри ворота. Быстро! — сухо бросил барон. — Дорогой Маркиш, много бы я дал за возможность прочитать твои мысли.

— И я, — резко ответил Пику. В горле у него застрял комок, щеки горели, и он благословлял судьбу, что не пил с утра ничего спиртного. Барон выглянул в окно: по аллее с угрожающими криками бежали моцы.

— Жалко, что здесь нет Спинанциу. Он мог бы нам помочь…

— Чем? — ухмыльнулся Пику. — Хныкал бы только. Ну, счастливо оставаться, ваше сиятельство, я пошел, от этих хорошего не жди, а у меня дочь — лучше бы ее не было.

Барон сел за стол, вынул из папки лист бумаги и, написав несколько строк, протянул его Пику.

— Передашь это господину Баничиу. Тут кое-какие распоряжения.

Снаружи доносился неясный шум толпы. Барон продолжал писать, склонившись над столом. Казалось, что он смотрит куда-то в сторону, чтобы не видеть написанного. В дверь просунулось бледное лицо Пинци.

— Пшел вон, — холодно приказал барон.

— Да… Но машина ждет вас. Они могут что-нибудь испортить, избави бог…

— У Думитрашку револьвер… Ступай прочь, — повторил барон и снова склонился над столом.

— Готово, — сказал он через несколько минут. Слушай: — «Мы, нижеподписавшиеся, Ромулус Папп и Теодор Маркиш, составили настоящий акт о купле и продаже. Нижеподписавшийся Ромулус Папп продает нижеподписавшемуся Теодору Маркишу 100 (сто) югэров земли из своего поместья в волости Лунка».

Пику больше ничего не слышал. Комната завертелась у него перед глазами. Ему так хотелось засмеяться от радости, что он до боли сдавил челюсти.

— Второй документ, — сказал барон: — «Нижеподписавшийся Теодор Маркиш настоящим признает, что, не уплатив за 100 югэров ни одной леи, не имеет на них никаких прав и обязуется вернуть землю ее законному владельцу по первому его требованию, когда политическая обстановка будет благоприятствовать этому». Подойди и распишись.

Пику подписал обе бумаги; сложив первую из них, сунул за пазуху и почувствовал приятную прохладу. В это мгновение раздался звон разбитого стекла, и в комнату упал камень.

— Пошли, — сказал Папп. — Машина за домом. Добирайся до Лунки как можешь, по своему усмотрению. Передай Спинанциу, чтобы приехал поездом. У меня нет времени заехать за ним в село.

В передней ждал с чемоданом Пинця. Управляющий дрожал с головы до ног.

— Не бойся, мой друг, — обратился к нему барон. — Я отблагодарю тебя за преданность. Прощай, Маркиш, подержи пальто.

Барон не спеша оделся, застегнулся на все пуговицы и протянул Маркишу руку. Пику крепко, по-крестьянски, пожал ее. Папп довольно засмеялся.

— Ты, Маркиш, честный человек. Я никогда не ошибаюсь. Если бы ты поцеловал мне руку… хе… хе-хе, то оказался бы и лицемером и лгуном… Ну, ладно… Приезжай поскорее ко мне, заверим документы. Я указал дату на три месяца раньше. Не заверенные, документы не имеют никакой силы. У меня есть свои адвокаты. До свиданья!

Они прошли через просторную кухню и вышли во двор через черный ход. Пинця уложил в машину чемоданы. Папп помахал рукой и плотно прихлопнул за собой дверцу.

— Друг мой, — обратился он к Думитрашку, — гони вовсю и дави каждого, кто попытается остановить нас. Револьвер у тебя наготове?

— Да. Ну как, всыпали нам?

— Нет. Это временное дело, мой дорогой. На каких-нибудь два дня.

Сильная машина рванулась вперед и обогнула усадьбу. Перед парадным крыльцом волновалась толпа. Моцы что-то кричали и бросали камнями в окна. Машина врезалась в самую гущу и, разбросав их по сторонам, выехала на аллею. Лишь одни камень попал в кузов. У ворот им попалась навстречу группа людей, почти бегом спешивших к усадьбе. Папп узнал среди них Суслэнеску, однорукого военного и плотного мужчину с седыми усами.

Машина выехала на шоссе.

— Надо было их пулей угостить, — спокойно сказал шофер.

— Нет нужды… Им и так несдобровать.