Жажда

Лэдой продолжал хихикать, ожидая ответа. Но Митру угрюмо молчал всю дорогу. Он гнал во всю мочь лошадей, сам не зная, куда и зачем спешит. Проснувшаяся земля дышала свежестью, на акации распевала какая-то птица, вокруг сухо шелестела неубранная желто-серая кукуруза. На полном ходу Митру хлестнул кнутом по высокому стеблю, кожаный кончик туго обвился вокруг ствола.

Наконец после бесчисленных поворотов показалась земля Лэдоя — черная, жирная, вовремя и хорошо ухоженная земля. Митру с Лэдоем принялись выгружать навоз и раскладывать его маленькими кучками. Ноги Митру погружались по щиколотку, ощущая теплоту жирной, размельченной, как песок, земли.

Не успел Митру сделать и нескольких шагов, как ненависть вновь обдала его своим горячим дыханием, но уже не против Лэдоя, а против этой земли, высасывающей у него все соки, но принадлежащей другому. Ему хотелось развеять ее по ветру, срыть, чтобы здесь осталось лишь черное болото. В сердцах он глубоко вонзил вилы в землю и резко обернулся к Лэдою. Испуганный его взглядом, тот быстро протянул ему сигарету.

— Не нужно, — буркнул Митру изменившимся голосом и слегка ударил Лэдоя по вытянутым пальцам. Сигарета упала в борозду и осталась лежать, как белый червяк.

Митру прислонился щекой к отполированной рукоятке вил, засунул руки в карманы, сплюнул сквозь зубы и смерил Лэдоя взглядом с ног до головы. Худое обрюзгшее лицо, бесцветные, как у слепых от рождения, глаза, костлявые, худые, как палки, ноги… Митру овладело какое-то озорное веселье.

— Скажи, — с трудом выдавил он из себя, — ты думаешь, что я не рассчитаюсь с тобой?

Лицо Лэдоя исказилось ужасом и побелело, словно кто-то плеснул на него сметаной. Сапоги его увязли в мягкой земле, и он не мог сдвинуться с места. Вокруг на большом расстоянии не было ни души, только жалобно шелестела сухая кукуруза да из степи налетали слабые порывы ветра. «Прикончит здесь он меня вилами. Ткнет в живот… Позвать на помощь? Кого? Бога?»

Митру угрожающе улыбнулся, продолжая прижиматься щекой к рукоятке вил. Потом вдруг ударил по ней кулаком, и глубоко вонзившиеся в землю вилы закачались из стороны в сторону.

— Скажи, дядюшка, или кем ты мне там приходишься… ты меня не боишься?

— Митру!

— А на что тебе столько земли? — закричал Митру неудовольствием услышал, как громко прозвучал его голос над степью. — А, зачем?

Лэдой молчал. Силы оставили его, словно ушли в землю.

— Молчишь? Тогда прочисти уши и слушай. Запомни, я не успокоюсь, пока не уничтожу тебя. Вот так…

Митру схватил горсть земли и сунул под нос Лэдоя крепко сжатый кулак. Земля посыпалась между пальцами.

— А теперь давай работать, разговор кончен…

Повернувшись спиной к Лэдою, Митру принялся выгружать остатки навоза. Управившись, он обернулся. Лэдой стоял на том же месте, словно окаменел.

Весь обратный путь они молчали. Митру удивлялся, почему молчит Лэдой. Уж не вздумал ли он, что его простили. Простят его черви ненасытные на том свете… Только у примэрии Лэдоя словно прорвало. Встав во весь рост в телеге, он завыл, заикаясь и брызгая слюной:

— Вон из моего дома! Голодранец! Еще зарежешь как-нибудь ночью… Нет! Убирайся! Сейчас же убирайся!

Митру хлестнул лошадей, телега рванулась вперед, и Лэдой, полетев на дно, сильно ушиб колено. Дома Митру не стал ждать, пока откроют ворота, а ударил в них дышлом и влетел во двор.

— Флорица, собирай вещи! — закричал он, не успев еще соскочить с телеги. — Собирай вещи, мы уходим!

Двери большого дома и пристройки, где они жили, распахнулись одновременно. Флорица побледнела и закрыла рот уголком платка. Аурелия кубарем скатилась с лестницы.

— Ты что, оглохла, что ли? Собирай тряпки! — снова закричал Митру, спрыгнул с телеги, подскочил к Лэдою, растиравшему колено, и ударил его ногой в живот.

— Люди добрые! — заверещала Аурелия, выбегая на улицу. — На помощь!

Лэдой повалился как подкошенный. Митру поднял его одной рукой, а другой начал хлестать наотмашь по щекам, пока не онемели пальцы. Сбежавшиеся соседи розняли их.

— Митру! Что ты делаешь?.. Или спятил?

— Не видишь, что умирает…

— Остановись!..

— Замолчи, не то получишь и ты… У меня еще остались в запасе…

Люди под руки поволокли Лэдоя в дом. Из носу у него густо текла кровь. Митру размял пальцы и, не глядя на ошеломленных соседей, скрылся в доме.

— Готова ты наконец? — спросил он Флорицу, державшую за руку Фэникэ. Увидев, что она не плачет, Митру подскочил к ней, обнял за шею и расцеловал в обе щеки. — Где наша не пропадала. Пока я жив, не бойся… Никому не дам в обиду… Пошли! Пошли домой!

Митру нагрузил на себя все вещи и с гордым видом вышел из дома. Собравшаяся толпа расступилась перед ним. Из большого дома гудел, как набат, голос Аурелии:

— Боже мой, он его убил. Господи, он его изувечил… Бегите за Катицей Цурику. Что мне теперь с ним делать, с калекой?

Митру шагал посредине улицы, как на параде. Люди со всех сторон таращили на него глаза, качали головами.

— Он, мамка, какой сильный у нас папа! — восхищенно воскликнул Фэникэ, но Флорица быстро закрыла ему рот рукой.

Митру расслышал слова сына.

— Так оно и есть, — засмеялся он.