Жажда

Кулькуша топтался у ворот, поджидая хозяина. Настоящего имени Кулькуши не знала даже жена, и сам он вздрагивал от неожиданности, заслышав его. Прозвище это он получил за то, что сверх всякой меры любил голубцы и каждый праздник заболевал желтухой. Багровое, словно ошпаренное лицо Кулькуши напоминало красную капусту: тонкая кожа беспрерывно лупилась от солнца и ветра, ресницы выпали. Несмотря на далеко непривлекательную внешность, все ценили его как человека дельного и порядочного. Непременный участник собраний в доме Урсу, Кулькуша считал себя очень умным, но прикидывался простаком. Бедняку больше к лицу глупость, легче провести людей, считающих тебя дураком, думал он.

Гэврилэ тоже любил Кулькушу, хотя тот был слепо привержен церкви. Слова священника, будь они плохие или хорошие, вдохновляли Кулькушу не меньше, чем голубцы, — от них он словно поправлялся. Удивленный преждевременным приходом Кулькуши, Гэврилэ внимательно взглянул на него. Обычно спокойный и уравновешенный, сосед не мог стоять на месте и в волнении жевал усы черными, гнилыми, шатающимися, как у старой змеи, зубами.

— Бежим, Гэврилэ! Ради бога, бежим. Венгры из Шиманда убили Пику. Венгры из Шиманда! Бежим к нему! Они его прикончили!

Гэврилэ набросил на плечи черную безрукавку, и они поспешно, столкнувшись в калитке, выбежали на улицу.

Мария долго еще с облегчением плакала в вечерней тишине. Она сама не знала, от радости ли, или от стыда, но ей казалось, что весь мир рушится вместе с ней. В этот тихий вечер воздух вокруг был полон острых ароматов — свежей травы, горьких листьев орешника, водной глади Теуза и степи. И вдруг воспоминания о Петре властно овладели девушкой. Прикосновение травы к босым ногам взволновало ее, сердце беспокойно забилось, и ей показалось, что живой Петре с нетерпением ждет ее там, за стогом. Мария, шатаясь, пошла туда и упала вниз лицом на солому, сдерживая подступившие к горлу рыдания. Петре лежит в сырой земле, а она ждет ребенка.

3

Всю дорогу Кулькуша ломал голову, стараясь разгадать мысли Гэврилэ. Ему хотелось, чтобы Гэврилэ смутился, и он со злорадством думал, что, хотя Гэврилэ ничем не обнаруживает своего волнения, ему, должно быть, не по себе — кровь не вода, ее не обманешь. Стараясь заглянуть Гэврилэ в лицо, Кулькуша то и дело толкал его плечом и бормотал: «Эх, жизнь, жизнь наша пропащая». Не было на селе человека, кто бы не знал, что этот сумасброд Пику — единокровный брат Гэврилэ, прижитый Теофилом с одной богатой вдовой. Даже если не принимать во внимание бросавшееся в глаза сходство, трудно было поверить, что матушка Маркиш смогла проносить Пику во чреве одиннадцать месяцев, и то если считать, что понесла его от мужа в последний день его земного существования.

О Теодоре Маркише, прозванном неизвестно почему Пику, можно было рассказать многое. Если Гэврилэ слыл уравновешенным, расчетливым человеком, то его единокровный братец отличался невероятным сумасбродством. В юности не проходило воскресенья, чтобы Пику не пырнул кого-нибудь ножом из-за девушки, за бранное слово или просто потому, что кровь ударила ему в голову.

Когда Пику женился, ему взбрело на ум, что он непременно должен стать во главе села. С каждым встречным он заговаривал о сыновьях, которых ему народит жена: «Эхма, сынки мои станут первыми людьми во всей стране!» — заявлял он, многозначительно вытаращив глаза.

Гэврилэ он терпеть не мог и всячески поносил его: приписывал любовниц, обвинял в убийствах и конокрадстве, с помощью жены придумывал для него всякие грязные прозвища и выходил из себя, убеждаясь, что они к Гэврилэ не прилипают. Пику скорее согласился бы, что происходит из венгров или цыган, чем признался, что он брат Гэврилэ. Он всеми силами старался заткнуть за пояс Гэврилэ, безразличие которого лишь подливало масла в огонь.

После свадьбы Пику продал часть принадлежавшей жене земли, чтобы построить самый красивый в селе дом. Он долго бился, залез в долги и все же вынужден был освятить свой дом незаконченным. Стены остались неоштукатуренными, половина окон забиты досками. Однако это не помешало Пику созвать всех окрестных попов, напоить целую улицу и вконец разориться. Пику работал и ругался с утра до вечера, потом напивался и зверски избивал жену, которая не раз убегала от него к родственникам. Каждый раз Пику приводил ее назад, предварительно поколотив тех, кто ее приютил. Потом он выкинул такую штуку, что все село отвернулось от него.