Железная стена. Израиль и арабский мир

В начале 1963 года представилась необычная возможность. Денис Гамильтон, редактор лондонской Sunday Times, взял интервью у Насера в Каире. В этом интервью Насер, очевидно, не для публикации, сказал, что «он считает, что вся проблема может быть решена, если его (Насера) и Бен-Гуриона запереть в одной комнате на три часа». Гамильтон сообщил об этом разговоре барону Эдмунду де Ротшильду, который, в свою очередь, довел его до сведения Бен-Гуриона. Бен-Гурион пригласил Гамильтона посетить Израиль, и 28 марта состоялась их встреча. Он сказал Гамильтону, что Насер - единственный арабский лидер, способный договориться с Израилем, и попросил его поехать в Каир и передать свое предложение о тайной встрече в любом месте, которое выберет Насер, даже в Каире. Гамильтон передал это предложение, но Насер отказался от встречи с Бен-Гурионом, заявив, что у него нет оснований доверять ему. В качестве доказательства того, что Бен-Гуриону нельзя доверять, он привел длинный список событий, произошедших за предыдущие пятнадцать лет, включая его личный опыт участия в войне 1948 года, нападение Израиля на Газу и Синайскую кампанию.

Не успела угаснуть надежда на диалог с Насером, как страх перед совместным нападением арабских стран на Израиль вновь стал преследовать Бен-Гуриона. 17 апреля 1963 г. в Каире Египет, Сирия и Ирак подписали временную конституцию арабской федерации. В конституции много говорилось о "вопросе Палестины и национальном долге освободить ее". Постоянный представитель Израиля в ООН Майкл Комай обратился с письмом к председателю Совета Безопасности, в котором заявил, что выражение "освобождение Палестины" означает не что иное, как цель уничтожения Израиля. Он осудил документ как грубое нарушение Устава и прямую угрозу международному миру и безопасности.

Личная реакция Бен-Гуриона на создание арабской федерации была глубокой, почти иррациональной тревогой. Он рассматривал федерацию как план окружения Израиля со всех сторон и, в конечном счете, нападения на него и его уничтожения. Больше всего он боялся, что король Хусейн будет свергнут, Иордания попадет под влияние Насера, и окружение Израиля станет полным. Его идея о том, что Израиль должен оставить за собой право на захват Западного берега реки Иордан в случае неблагоприятного изменения политического статус-кво, не вызвала никакого сочувствия со стороны западных держав. Хотя его опасения не разделяли советники, он решил обратиться с драматическим личным обращением к лидерам ряда крупных держав, включая Индию, Советский Союз, Великобританию и Францию. Каждое письмо было сформулировано несколько по-разному, но все они заканчивались просьбой оказать давление на арабские государства на предстоящем заседании Генеральной Ассамблеи, чтобы они придерживались принципов Устава ООН и уважали независимость и территориальную целостность всех государств Ближнего Востока. В письме президенту Пятой республики Шарлю де Голлю содержалась еще одна просьба - провести срочную встречу и предоставить французские гарантии безопасности Израиля.

Самое важное письмо, наиболее полно раскрывающее душевное состояние Бен-Гуриона, было отправлено президенту Кеннеди 26 апреля. Бен-Гурион, всегда полностью отождествлявший себя с судьбой еврейского государства, в последние месяцы своего премьерства пребывал в мрачном настроении, и это письмо могло быть задумано как своего рода политическое завещание. Во всяком случае, именно такое впечатление сложилось у Гидеона Рафаэля, который помогал ему готовить английский вариант письма. Черновик на иврите отражал мрачное настроение Бен-Гуриона. В нем он много говорил о Насере и его коварных замыслах. Он писал, что после того, что произошло с евреями во время Второй мировой войны, он не может отвергать возможность повторения подобного, если арабы продолжат свою воинственную политику в отношении Израиля. Далее следует фраза, которая повергла в шок Голду Меир и ее чиновников: "Возможно, это произойдет не сегодня и не завтра, но я не уверена, что государство продолжит существовать после того, как моя жизнь подойдет к концу". Голда попросила Рафаэля попытаться убедить Бен-Гуриона исключить это мрачное пророчество, но он, как всегда, был непреклонен в вопросах, имевших для него огромное значение.