Железнодорожный мир

Ефремовъ вперилъ пристальный, неподвижный взглядъ на стрлку, съ такимъ выраженіемъ, какъ-будто ей была дана власть надъ его жизнью и смертью. Она уже показывала всего четыре атмосферы, а вода чуть-чуть болталась въ стекл.

Еще мгновеніе — и вода совсмъ исчезла. Воронинъ обратилъ на это вниманіе Ефремова и сказалъ, что надо бы подкачать воды и остановить поздъ, потому что такимъ образомъ и пробки можно расплавить.

— Не ваше дло!.. молчать!.. здсь хозяинъ я! — закричалъ Ефремовъ, и глаза его засверкали такимъ гнвомъ, что Воронинъ не на шутку испугался.

Въ душ Ефремова зародилась страшная борьба: онъ не зналъ, на что ршиться. Остановиться — значило наврняка объявить себя неспособнымъ машинистомъ и подвергнуться неминуемому наказанію, хать дальше?.. Авось вывезетъ, — мелькнуло въ его ум. — Чмъ чортъ не шутитъ?… Еще минута, а тамъ уже начнется уклонъ, и можно будетъ закрыть регуляторъ и хать силою инерціи безъ помощи пара, а тмъ временемъ можно будетъ и пару набрать, и воды накачать.

И несмотря на то, что поздъ все мчался съ прежнею быстротой, эта минута, которая отдляла его отъ завтной точки, съ которой ужъ и спускъ пойдетъ, показалась ему вкомъ. Но всему бываетъ конецъ — еще мгновеніе, и онъ дрожащею рукою привелъ въ дйствіе инжекторъ, а другою закрылъ регуляторъ. Но въ тотъ же моментъ внутри огневой коробки раздались одинъ за другимъ два какъ бы пистолетныхъ выстрла, и вслдъ затмъ послышался особый свистъ, еще неизвстный Ефремову. То прорвались пробки.

Пока паровозъ шелъ въ гору, вода еще покрывала потолокъ топки; но какъ только онъ перевалился, и задняя его часть поднялась выше передней, вода сразу отхлынула съ потолка, и пробки расплавились.

Ефремовъ заглянулъ въ топку, и его помутившимся глазамъ предстало ужасное въ своемъ род явленіе. Паръ сквозь образовавшіяся отверстія рвался изъ котла, и встрчая огонь, производилъ особый гулъ, еще неслышанный Ефремовымъ, несмотря на его долголтнюю практику; потолокъ, уже начинавшій накаливаться, производилъ въ пламени зеленоватый отблескъ.

Ефремовъ усплъ только крикнуть: «тушите огонь», а самъ, обезсиленный, скоре упалъ, чмъ слъ на желзный сундукъ.

— А что? Вдь я говорилъ, что такъ будетъ, — промолвилъ Воронинъ, и въ его голос слышалась иронически-злорадная нота.

И онъ принялся вмст съ кочегаромъ тушить огонь, то-есть закидывать его углемъ, какъ это всегда практикуется въ подобныхъ случаяхъ.

Ефремовъ сидлъ, тупо и безсмысленно глядя вокругъ. Паровозъ все еще мчался, влекомый силою инерціи, хотя уже не обладалъ своею собственною двигательною силою. Этотъ послушный паровозъ, этотъ желзный рабъ былъ убитъ — и кмъ же? — имъ, Ефремовымъ… Какъ-будто въ посмертныхъ судорогахъ, паровозъ усмирялъ бгъ, и наконецъ этотъ посмертный бгъ, мало-по-малу стихая, совсмъ прекратился — поздъ сталъ среди поля.

Въ это время господинъ управляющій со своею свитою сидлъ за карточнымъ столомъ, въ роскошномъ министерскомъ вагон. Вс находились, повидимому, въ веселомъ настроеніи духа, чему немало способствовалъ сосдній столъ, на которомъ было наставлено много бутылокъ, и порожнихъ, и непочатыхъ.

Увидвъ, что поздъ остановился среди поля, господинъ управляющій пришелъ въ недоумніе. Однако, онъ, не торопясь, закурилъ сигару, вышелъ изъ вагона въ сопровожденіи своей свиты, и подошелъ къ паровозу.

Когда Ефремовъ увидлъ подошедшаго управляющаго, окруженнаго своею свитою, то сразу очнулся отъ апатіи, въ которую былъ погруженъ, соскочилъ съ паровоза, снялъ шапку, и держа ее въ обихъ рукахъ, умоляющимъ голосомъ заговорилъ:

— Не погубите, Бога ради… Это онъ, негодяй, всему виноватъ… Это онъ мн такую штуку подстроилъ… Я съ самой конструкціи на этой дорог служу, и никогда со мною этого не случалось, пока на мою шею не навязали этого негодяя.

При этомъ онъ указалъ головою на Воронина; на глазахъ его навернулись слезы.

— Да говорите толкомъ, — сказалъ управляющій, — что такое случилось?

— Я его предупреждалъ, — перебилъ Воронинъ, тоже соскочивъ съ паровоза, — а онъ говоритъ: «я здсь хозяинъ»… Ну, хозяинъ, такъ хозяинъ… самъ паровозъ сжегъ, а на меня сваливаетъ.

— Вотъ какъ! Такъ это вы паровозъ сожгли, — сказалъ управляющій. — Да вдь у васъ и паровозъ-то товарный. Какимъ же это образомъ васъ съ экстреннымъ поздомъ послали?

— Пассажирскій паровозъ испортился, — отвтилъ Ефремовъ, — такъ начальникъ депо меня послалъ… Не погубите… жена, дти маленькія…

— Ну, ладно, тамъ ужъ начальство разберетъ, — сказалъ управляющій, и обращаясь къ своей свит, прибавилъ. — Длать нечего, господа, придется намъ здсь привалъ сдлать, а пока надо распорядиться, чтобы дали знать на ближайшій телеграфный постъ о высылк вспомогательнаго паровоза.

И сказавъ это, онъ направился обратно къ своему вагону, а за нимъ послдовала и вся свита.

Пока подосплъ вспомогательный паровозъ, прошло около двухъ часовъ, и все это время Ефремовъ неподвижно сидлъ на желзномъ сундук, разбитый физически и душевно.

Между тмъ, резервный паровозъ подъхалъ, прицпился къ паровозу Ефремова, и поздъ опять помчался.