- Вель, не прячься, я тебя вижу, - с радостью в голосе, но негромко сказала Лукерья, хотя видела только облака в небе, только лужицы-блюдца у забора.
Вель, широко улыбаясь, вышел из своего укрытия, привлек девушку к себе. Потом достал браслет, от которого так кстати отказалась - ловко он все подстроил! - Ромуне:
- Возьми, Луша. Это я специально для тебя аж из Менска привез.
Лукерья (короткое "Луша" было принято только между ними) не стала ждать уговоров, взяла подарок, надела на запястье, тут же сняла и, поднеся к губам, бережно поцеловала.
- Что ж ты браслет целуешь, а не меня? - лукаво спросил Вель.
- Тебя я уже вчера целовала.
Дружинник, не говоря ни слова, сгреб девушку в охапку и крепко поцеловал в свежие алые губы. Та испуганно оглянулась, но нигде никого не было. Тогда и она расщедрилась на поцелуй.
В это время за частоколом прозвучали твердые, уверенные шаги и во двор - это было полной неожиданностью для Лукерьи и Веля - вошел некий человек. Так резкий сноп света врывается в кромешную тьму. Велю, хотя нигде и никогда не дрожали у него колени, сделалось немного не по себе: даже самый прозорливый из людей не знает, где и в какую минуту упадет ему на голову камень.
- Алехна! Брат! - счастливо вскрикнула Лукерья и повисла у пришедшего на шее.
Тут и Вель вздохнул с облегчением, потому что давно знал Алехну - старшего сына золотаря Ивана.
- Откуда ты? - враз позабыв про Веля, чем жутко обидела его, спросила Лукерья.
- В Ригу к ливонцам обоз водил, - ответил Алехна,
Был он в черном дорожном плаще с собольим воротником и такой же оторочкой на полах. На голове, невзирая на холодную погоду, лихо сидела синяя шапочка с длинным журавлиным пером. Капли дождя блестели на мягких светло-русых усах.
- И ты, Вель, тут, - не столько спросил, сколько отметил Алехна, делая вид, что только сейчас увидел дружинника.
- Да хотел уже уходить, а твоя сестра не отпускает, - вроде как в шутку сказал Вель, но глаза его оставались холодными.
При этих словах Лукерья залилась краской, прикрыла руками лицо. Алехна же хмуро и испытующе посмотрел Велю в глаза. Не нравилась ему власть, которую, судя по всему, взял этот красивый, не лезущий в карман за словом нахал над его сестрой.
Вель спокойно выдержал его взгляд, спросил:
- Это правда, что в Риге на высоких строениях немцы понаделали каких-то площадок-насестов?
- Не видал, - качнул головой Алехна.
- Прилетит ведьма ночью, сядет на этот насест, на каменную плиту, и отпадает у нее охота лезть через трубу туда, где человек живет.
- Ты словно сам там был, - засмеялся Алехна.
- Не был, но еще побываю, - не без заносчивости заявил дружинник, сам же подумал: "Рано смеешься, купчик..." Хотел добавить что-то всклад, да не вышло.
- А пока не побывал, бери-ка свою корчагу и гуляй отсюда. Там еще меду на глоток осталось, - ехидно сказал Алехна и прошел в дом. Вель и Лукерья остались одни.
- Зол твой братец, - поморщился и покачал головой Вель. И вдруг взволнованно схватил Лукерью за руку. - Постой, постой, он сказал, что в Ригу обоз водил? Да?
- Сказал, - кивнула Лукерья, еще не догадываясь, куда клонит Вель.
- Но я же вчера его видел за валом, где Миндовговы шатры стоят. Что-то вился со своими дружками подле литвинов. А говорит, что в Риге был... - Глаза у Веля обрадованно заблестели. - Та-а-ак, обоз твоего отца вчера и впрямь в Ригу пошел. И Алехна с ним. А с полпути воротился. Почему? Зачем?
Дружинник так разволновался, что, не допив, отшвырнул от себя корчагу - та разлетелась вдребезги. Лукерья с недоумением и легким испугом смотрела на своего любимого.
- Что ты хочешь сказать, Вель? - мягко спросила она.
- Алехна вернулся с полпути... Да какое там с полпути - чуток отъехал и назад. Зачем он вернулся?
- Может, забыл чего, - пожала плечами Лукерья. - Может, приболел. Да тебе-то что до этого?
Она заглянула в его красивые серые глаза. Обрамленные темными ресницами, глубокие и такие влекущие, они полонили ее душу.
- Твой брат ненавидит меня, - сказал Вель.
- Окстись, - зажала ему рот рукой Лукерья. - Что ты несешь? Алехна, еще мальчонкой будучи, поймает жука с обломленным крылом, бежит к матери: "Пришей ему новое крылышко. Ему больно". Он человек беззлобный, с Богом в душе.
- Все вы с Богом в душе, - резко сказал Вель, - а сама к этому колдуну на Темную гору ходишь. - И, не дав Лукерье вставить слова, рассмеялся, повторил: - Он ненавидит меня. Но у каждого мужчины, я слышал, должно быть семь недоброжелателей. У меня их больше,
- Не наговаривай на себя. Ты - добрый, - нежно глядя на Веля, тихо произнесла девушка.
Она чувствовала, что очень-очень любит его и, скажи он только слово, побежит за ним, как маленькая волна за большою рекой. Но Вель, как бы что-то припомнив, торопливо поцеловал ее в щеку:
- Мне надо идти.