Легату с его железной настойчивостью и мудрой обстоятельностью удалось-таки отколоть от восставших пруссов князя Святополка Поморского. Святополк испугался анафемы и крестового похода, которым ему пригрозили германские и польские князья. Старейшины пруссов, в первую очередь западных областей - Померании, Вармии и Натангии, - подвергавшихся постоянным и ощутимым ударам со стороны Ордена, вынуждены были подписать в Кирсбурге мирный договор. Сиверту было оказано величайшее доверие - вместе с писцом из Мариенбурга Торвальдом он должен был написать текст договора на пергаменте, чтобы современники и даже еще не родившиеся потомки имели возможность убедиться в человеколюбии церкви. Сиверту досталась та часть текста, где излагались условия и обязательства прусской стороны, Торвальду - Ордена. Первым делом надо было изготовить пергамент. Сиверт ни на шаг не отходил от мастеров, работавших над ним. Самый тонкий пергамент получается из шкурок кроликов и белок. Однако остановились на шкурках обескровленных телят: лист выходил несколько грубее, но выигрывал в цвете - был белоснежным, приятным глазу. Потом Сиверт собственноручно делал циркулем наколы, разлиновывал графитным карандашом листы. Чернила изготовили из дубовых орешков и конопляного масла. С превеликим волнением и замиранием сердца вывел Сиверт первую букву. Писал лебединым - из левого крыла - пером. Работа была не из скорых, однако никто не подгонял, все понимали, что за этим пергаментом - судьба Ордена и судьба прусского народа. С каждым из прусских старейшин легат Яков говорил, случалось, до поздней ночи: убеждал, упрашивал, угрожал. Пруссы выходили из его шатра с горящими лицами и растерянностью в глазах. Все они в конце концов согласились стать христианами, и каждого неофита Яков горячо расцеловал.
Сиверт делал свое дело с величайшим старанием, но быстро уставал. Начинали болеть глаза, дрожала рука. Тогда он с позволения легата выпивал изрядную толику вина и ложился спать, принимая эту свою привилегию как должное. С людьми низшего ранга и происхождения вел себя дерзко, ибо doctoribus atgue poctis omnia licent. Если же кто-либо из них взглядом ли, жестом ли выказывал недовольство, Сиверт сочувственно говорил:
-Прости им, ибо не ведают, что творят.
Договор, который упоенно изо дня в день писал Сиверт, начинался так: "Всем, кто будет зреть эти листы, Яков, архиепископ из Люциха, капеллан святейшего папы и исполняющий обязанности его наместника в Польше, Пруссии и Померании, шлет привет во имя Творца. Всем вам должно быть ведомо, что между неофитами Пруссии, с одной стороны, и светлейшими мужами, магистром и братьями Тевтонского ордена в Пруссии - с другой, имели место жестокие разногласия. И вот мы, прибыв в соответствии с апостольским мандатом в здешние места, достигли с Божьей помощью единства, примирения".
Много пришлось потрудиться Сиверту, прежде чем ровными красивыми строчками легли на белехонький пергамент слова, которым жить в веках. Снова и снова перечитывая договор, монах с ликованием убеждался, что главный и самый жестокий удар, удар, после которого не остается надежды встать на ноги, получали языческие боги и их мерзостные прислужники. "Идолу, которого раз в год, собрав урожай, они себе придумывают и почитают за бога с именем Курхе, и иным богам, которые не создали ни неба, ни земли, они впредь не станут делать возлияний, но твердо и неизменно пребудут в вере в Господа Иисуса Христа и католическую церковь, а тако ж в послушании и покорности римской церкви. Обещали также, что не станут терпеть в своей среде тулисонов и лигашонов, лживых притворщиков, которые считаются у них потомственными жрецами, присутствуют на похоронах и заслуживают адовых мук за то, что зло называют добром и хвалят умерших за злодейства и грабежи, за грязь их жизни".
Духовное очищение несла римская церковь в этот дикий для христианского глаза и христианской души мир. "Жен не продавать и не покупать. А то отец покупал себе жену, и после смерти отца она, как вещь, переходила к его сыну. Не присваивать себе мачеху в качестве жены и жены брата не брать. Наследники - только законные дети. Обещали также, если родится у них дитя не позднее, чем на восьмой день они доставят его в церковь, чтобы священник окрестил, а если младенцу угрожает смерть, то пусть какой-нибудь христианин окрестит его, троекратно окунув в воду со словами: "Дитя, я крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа".
Особенно взволновали Сиверта поседние строки, которые вывела его рука:
"Подписали этот наисправедливейший договор и закрепили своими печатями в отсутствие магистра Ордена преосвященного брата Дитриха фон Грунингена вице-магистр Генрих фон Ганштейн, маршал Пруссии Генрик Ботель и легат папы Иннокентия IV архиепископ Яков из Люциха. Составлен же сей договор, записанный с трепетом душевным рукою брата-доминиканца Сиверта, в 1249 году от Рождества Христова, в седьмой день февральских ид".