Весь тот день Миндовг вел себя необычно: у каждого, кого ни встретит, выспрашивал, требовательно глядя в глаза, что человек думает насчет крещения в католическую веру. Заговаривал даже с княгиниными прислужницами, которые, будучи наказаны в очередной раз, перетирали белыми, глаз не оторвать, коленками горох и гречу. Чувствовалось, что кунигас не в себе. Он был почти уверен: Криве-Кривейта, прослышав о том, куда повернуло дело, проклянет его, а проклятие первосвященника - что тяжелый камень в висок. Вместе с Козлейкой тайком съездил в священную алку, в тревожном раздумье расхаживал среди безмолвных дубов, припадал то к одному, то к другому, гладил шершавую жесткую кору. Козлейке со стороны казалось: Миндовг слушает, что говорят ему угрюмые советчики.
Уже вечером, когда, вернувшись из алки, кунигас додумывал свою трудную думу, ему повстречался Астафий Константинович, или, как его все называли, Астафий Рязанец. И ему задал Миндовг мучивший его вопрос.
-- Вера как щит, - ответил Астафий Константинович. - Коль чувствуешь, что старый щит износился, плохо держит удары, - заказывай оружейнику новый.
Кунигасу пришлись по душе его слова. Он подумал: если удастся отбиться от врагов, если вернется мир на Литву, надо будет приблизить башковитого Рязанца к себе.
Торжественно отбыло посольство из Руты к ливонскому магистру Стырланду. Возглавлял его Миндовгов любимчик Парнус, знаток немецкого и латыни, уже не раз бывавший в соседних державах. С Парнусом ехал Лингевин, который с разрешения кунигаса хотел уговорить магистра, чтобы тот выдворил из своих владений и заставил воротиться в Литву трех его, Лингевина, братьев. Три брата сбежали от него, старшего, да еще с намерением завещать все свои земли, все имущество Ордену.
- Достояние нашего отца, всего нашего рода хотят отдать немцам, - не находил себе места Лингевин. - Не смогу уговорить Стырланда - с каждым из них поквитаюсь сам. Нож в спину, и дело с концом.
Миндовгу так и не удалось собрать в Новогородке боярскую раду. Войшелк, его союзник Глеб Волковыйский, иерей Анисим и многие другие не явились в назначенный день на детинец. Кунигас смирился с таким ослушанием. Само собой, если б не поджимала война, если б не полыхали по всему окоему пожары, он бы им не спустил - как миленькие прибежали бы на суд и расправу. Но сейчас Миндовг чувствовал свою слабость и решил не дразнить православное новогородокское боярство. Возложит ему на голову папа королевскую корону, вот тогда и настанет время считаться. Теперь же главное - пробить брешь во вражеском стане, вывести из войны Ливонский орден. Но это оказалось не так-то просто. Андрей Стырланд не принял его послов, но Парнусу дал понять, что весьма желателен визит в Венден самого кунигаса и что дары могли бы быть пощедрее. Как побитый щенок, вернулся в Ругу Парнус. Боялся смотреть Миндовгу в глаза. Однако тот встретил его любезно. Даже наградил и загадочно, как за ним водилось, сказал:
- Не хвали лед, пока по нему не пройдешь.
И без долгих сборов пустился в путь сам, взяв с собою Козлейку, Лингевина, малолетних сыновей и того же Парнуса, а также добрый воз серебряных и золотых сосудов. Следом гнали табун взращенных в пуще быстроногих коней, везли мед и воск, меха, новогородокские луки и литовские мечи. Не поскупился на дары кунигас, ибо знал: отдашь сегодня - возьмешь завтра.
Ливонский магистр встретил гостей честь по чести. Стеной стояли по обе стороны дороги рыцари в нарядных, до блеска начищенных доспехах, радостно приветствовали грозного Миндовга. Еще вчера каждый из них счел бы за счастье приволочь его в Венден на веревке, и коль уж такого не случилось, то рыцари винили в этом не себя, не свою робость в бою, а литовских лесных реган, взявших кунигаса под свою защиту.
- Брат мой, вот мы и встретились! - оказал Стырланд, крепко обнимая Миндовга. Дугообразные, чуть ли не желтые брови магистра подрагивали. Вообще он был темен волосом, и эта неожиданная желтизна в бровях навела кунигаса на недобрую мысль. "Поди, пламя от наших весей и замков тебя облизало", - подумал Миндовг, ощущая, как подступают враждебность и ненависть к магистру. Однако то, что привело кунигаса в Венден, пересилило, и он, широко улыбаясь, ответно обнял и облобызал Стырланда.
- Под покровительство твоего креста хочу отдать всю мою державу, - произнес торжественно.
- Святой крест в руках Господних, а я, как и все братья-рыцари, не более чем смиренный раб Христа, - скромно ответил магистр, не скрывая, однако, радостного блеска в глазах.
- С малых лет жил я там, где живут ветры, где вольно шумят леса, - проникновенно заговорил кунигас. - Как и мой народ, жил я под защитой громоносных небес. Вера дедов и прадедов давала нам силы...
- Ваша вера - бесплодная смоковница, - резко оборвал его Стырланд.