Железные желуди

Черные волосы волковыйского князя уже посеребрила ранняя седина. Лицо заострилось, кожа на щеках обрела почти бурый цвет - так потрудились над нею солнце и ветер. Глаза строго смотрели из-под припухших от час­того недосыпания век. В Новогородке оставил Далибор своих домашних: жену - княгиню Евдокию, дочь по­койного Всеволодки, и трехлетнего сына Збыслава. В Волковыйске же, где он княжил уже не один солнцево­рот, сидел теперь галицкий княжич Лев Данилович. Жестокий бой дал Далибор галичанам, волынянам, под­держанным половцами и отчасти ятвягами, под Услонимом на реке Щаре. Дрались два дня. Из еловых лесин, работая под покровом ночи, дружинники Далибора со­орудили тын в полторы сажени высотой, встали за ним. Тщетно Даниил Галицкий с братом Василькой, с сыном и сватом Тягаком, с послом князя Товтивила боярином Ревбой ходили на приступ - только горы убитых оста­вили. Тогда вышли вперед ятвяги с князем Анкадом, стали метать дротики-рогтицы и пускать стрелы, обмо­танные горящей соломой. А тут возьми и подуй в лицо волковыйсцам и услонимцам сильный ветер. Еловый тын занялся огнем, пошел полыхать с гулом и треском. Ветер метал огненные головни в Далиборову дружину. Тем временем около тысячи конных половцев перепра­вились через Щару и ударили им в спину. Переправа далась легко: не зря Щара на языке литовцев-пращуров означает Узкая. Однако в ней уже становился, цеплялся за травянистые берега первый ледок, блестящий и тон­кий, как березовый лист. Кони степняков вырывались из воды, осыпанные от копыт до шеи ледяными блестками, в свете пожара казалось, что все они в сверкающих кольчугах. Далибор отступил в сторону Новогородка, потеряв сотни две людей. Особенно тяжело пережил он смерть своего старого наставника ляха Костки. Храбро дрался лях. Рухнул под ним конь, сраженный ятвяжскими рогтицами, придавил Костку. Но тот, собравшись с силами, встал на ноги, отбивался двумя мечами.

- Переходи к нам! - крикнул ему Лев Данилович. - Бу­дешь у меня воеводой.

- Я служу Новогородку и князю Далибору, - ответил Костка.

Наконец половцы пустили в ход волосяной аркан - лях снова оказался на земле, но, уже лежа, успел выпустить кишки трем или четырем степнякам. Разъяренные половцы били его рукоятями плетей, острыми носками сапог, полу­живого втащили в ханский шатер и там посадили на кол, смазанный бараньим жиром.

После сечи на Щаре Даниил Галицкий с сыном Львом за­держались в Волковыйске, чтобы дать передышку своим по­трепанным Далибором полкам. Еще одного своего сына, Рома­на, Даниил послал с половцами и ятвягами на Городню.

Далибор, переведя дух в Новогородке, перемолвившись с Войшелком, который заверил его, что выдержит любую осаду, выступил на подмогу Руте. Из числа самых близких людей шли с ним воевода Хвал и медник Бачила. Вместо холопа Найдена, отпросившегося в страхе перед войной конюхом в глухую наднеманскую весь, волковыйскнй князь сделал своим слугой-телохранителем молодого Курилу Валуна. Это был голубоглазый здоровяк высоченного роста, с темными вьющимися волосами. На восемнадцатом солнцевороте земной жизни его уже знали стар и мал на берегах Роси, Щары и Немана. Далибор впервые увидел Курилу, когда укрепляли волковыйскнй вал. Холопы, смерды и дружинники валили лес, копали глину, катили на стройку камни, облепив их, как муравьи, и вот поднимается на вал человек с огромным, многопудовым каменюкой на плече.

- Кто это? - озадаченно спросил Далибор, не сводя глаз с необычного незнакомца.

- Это наш Курила Валун, - сказал, подзывая великана, медник Бачила. - Сызмальства был просто Курила, а как подрос и пошел валить с ног своих ровесников и зрелых мужчин, стали звать Валуном. Откуда у тебя такая сила? - спросил, явно разыгрывал заученную сцену. - Что ты ел, когда в мальцах ходил?

- Репу и гречу, - светло улыбнулся Курила Валун.

- А говорили, ты медвежью кровь пил, - не унимался Ба­чила.

- Зачем? - снова улыбнулся тот. - Меня матуля своим молоком выпаивала.

- Эх, Курила, Курила, мне б твоя сила, - толкнул его в бок медник.

Но Курила Валун с камнем на плече стоял недвижимо, как скала. Казалось, веса в его ноше было не больше, чем в вязанке хвороста.

- Куда класть камень-то? - спросил спокойно.

- Неси на самый верх,- хитро щурясь, приказал Бачила.

Голубоглазый великан легко зашагал туда, где, возвышая кладку, орудовали молотами каменотесы.

Ближе к концу дня Далибор позвал Курилу в свой терем, на славу угостил, расспросил о его родовых корнях, о детстве. Был Курила Валун из волковыйских купцов, но рос сиротой: отца убили напавшие на обоз разбойники, а мать вскоре умерла от тоски по мужу. Остался Курила совсем один - Бог не дал ему ни братьев, ни сестер. Как всякий мо­гучий телом человек, был он мягкосерд, чувствителен, од­нажды расстроился до слез, невзначай повредив крыло стрекозе. Рос на первых порах не шибко. Верно говорят, что сломя голову рвется к солнцу только сорняк, а хорошая яблоня набирает силу без спешки.