Железный Гулаг

– А Вас за что «расстреляли», Лев Васильевич? Уж простите за бесцеремонность.

Он почесал затылок и, улыбнувшись, посмотрел в сторону, как бы вспоминая прошлое.

– Это так давно было, что и извиняться ни к чему. Сорок лет уже прошло, как приговор вступил в силу, и ровно двадцать, как реабилитировали… посмертно. Смешно, да? Нас троих сюда привезли. Лёва с Вадимом, коллеги мои, уже лет десять, как оставили нас, а я вот живой ещё. Вы ведь, Алексей, не знаете что такое физика низких температур?

– Так поверхностно, пару лекций прослушал в институте.

– Порой завидую вам, большинству. Вы хоть понимаете, за что попали сюда в подземелье. А я вот до сих пор в ужасе от случившегося. Наверное, время такое было. Первая в союзе криогенная лаборатория была создана мной и Львом Давидовичем. Уж, о Ландау Вы наверняка слышали. Всё-таки – Нобелевский лауреат. Я работал со многими корифеями от науки, и не только советскими. В общем, долго рассказывать. Забылись мы все тогда, в каком государстве живём, расслабились, ушли полностью в науку. Болтали много лишнего про власть. А вторая мировая уже подкрадывалась. НКВД уделять внимания нам больше стало. У нас же и немцы учёные работали. Опять же, оборонку подключили к институту. Расщеплением ядра атома мы тоже занимались. Засекретили исследования, заборы, охрана, пропускной режим. Кому-то такое положение вещей пришлось по душе, а нам с Ландау, Вайсбергом и многим другим физикам не нравилось быть под пристальным наблюдением. А раз люди из одной группы разделились на две, то обязательно будет и противостояние. Начались склоки, доносы; конечно, не с нашей стороны. Мы в первую и в последнюю очередь – учёные, мы выше всех этих интриг…

Лев Васильевич тяжело вздохнул, достал сигарету, помял её, но прикуривать не стал.

– И вот, Алесей, в августе тридцать седьмого нас арестовали. Естественно, обвинения сфабриковали по доносам. Контрреволюция, саботаж, срыв оборонных заказов. Я все признал. Жена беременная была, вот-вот должна родить. Или расстрел, а Оленьку в лагеря – или альтернатива. Мы с Горитским и Разневичем до последнего дня надеялись, что Ландау и все мировое научное сообщество за нас будут биться, … может они и пытались что-то сделать, но видно не сложилось. А когда оказались на «Ленстали», поняли, что это навсегда. Много учёных здесь сгинуло: Митя Бронштайн, Валя Фокин, да всех перечислять …. Тридцать шесть лет на земле прожил, наукой занимался и сорок лет под землёй. Вот такая судьба.

Ну, а сейчас давайте расходиться. Поздно уже. Вы, Алексей, пока две недели на работе подумайте о нашем теперь общем деле, осознайте всё, примите поближе к сердцу. Может, ещё чего замыслите нового, ведь Вы – мастер анализировать и придумывать. Встретимся здесь, или к нам в барак зайдёте.

Мы попрощались и покинули зал столовой.

Глава 30.

Естественно, до утра я не спал. Биографии Льва Васильевича и Иосифа Фёдоровича заполнили все мои мысли. Конечно, до меня доходили слухи о репрессиях того времени, но я не мог себе представить учёных физиков или геологов в роли врагов народа. Наверное, их умы для страны здесь были нужнее, чем на земле. Поэтому власть и не церемонилась в выборе методов дислокации нужных людей на то или другое место, невзирая на личность и статус человека. С позиции сегодняшнего дня подобные репрессии выглядят очень жестоко, и оправданий им нет. Потому, что жива память о жертвах, живы ещё их родные. Но пройдёт лет сто, и критиковать тех правителей СССР будет уже глупо и не кому. Ведь, тогда надо судить и Петра Первого, и Ивана Грозного, да и многих других царей Руси. Думаю, они не меньше сгубили людских душ, ради общей безопасности своей страны.

Ещё отвлекали ото сна детали побега, не вызывавшие оптимизма. План ячейки выглядел как-то слишком просто для подобного сверх секретного объекта. Почему государство поставило контролировать опасных преступников всего одного человека – «Максимыча»? Понадеялось на единственный вход и выход через «Тунгуску»? На кран с воздухом? Но ведь сами изначально готовились запускать диверсантов на поверхность чужих территорий по новым шахтам. Значит, просчитывали такую возможность. На какой бы глубине не находились люди, мысль человеческая всегда найдёт выход, а воплотить любую идею в жизнь нам здесь ничего не мешает, так как мы подконтрольны сами себе. Подобные варианты должна просчитывать власть наверху, если даже я размышляю в этом направлении. Очень странно. Где-то что-то подземельцы упускают. Надо будет поднять эту тему в следующий раз.

Ждать пришлось недолго. Через три трудовые смены на станции «Хьюстон», во время отдыха, ко мне подошёл Саня и заговорил:

– Вижу ты теперь с нами?

– Не прошло и года, – пошутил я.

– Точно. Ты ещё второй год не разменял даже. Шустро продвигаешься по карьерной лестнице.

– Ты считаешь в ячейке карьеру можно сделать? И какая наивысшая перспектива? Генеральный подпольщик?

– Зря смеёшься. Вот станем героями, и все лавры достанутся старикам нашим. А про нас забудут в скором времени.