Железный крест

После чего поведал Кизелю о странных радиодонесениях и отданном Голльхоферу приказе вызволить попавшую в окружение вторую роту.

— Немедленно поезжайте к Штрански, — подвел итог командир полка. — Я хочу видеть его у себя на новом командном пункте в девять утра. Если же он вновь возьмется за свои фокусы, обещаю, на этот раз это ему с рук не сойдет. Я буду ждать вас у себя.

Полковник оказался прав в своих подозрениях. Перед зданием штаба батальона Кизелю повстречался командир взвода связи. От него полковой адъютант узнал, что батальонная радиостанция осталась без радистов и всякая связь со второй ротой прервана по личному приказу гауптмана. Да, не сносить тебе головы, мрачно думал Кизель, когда машина подъехала к штабу.

— Я скоро вернусь, — сказал он водителю, а сам бросился вверх по ступеням крыльца.

В коридоре по-прежнему горели свечи, однако почти все двери стояли нараспашку, а его собственные шаги отдавались по пустому дому громким эхом. Как только Кизель вошел к нему в кабинет, командир полка тотчас в нетерпении вскочил на ноги.

— Расскажете мне все, пока будем ехать в машине, — быстро произнес он. — Сейчас самое главное успеть перебраться в новый штаб. С того момента, как радисты уехали отсюда, я находился в подвешенном состоянии. Где машина?

Не дожидаясь ответа, он схватил вещи и поспешил на выход. Пока они спускались по лестнице, полковник поведал Кизелю, что остальные сотрудники штаба отбыли на новое место еще полчаса назад.

— Я велел им грузиться на грузовики, — пояснил он. — Через час начнет светать. Время для отступления было выбрано с большим опозданием. Признаться честно, я не понимаю генерала.

— Я тоже, — согласился Кизель. — Батальоны займут новые позиции уже при свете дня.

Брандт со вздохом опустился на сиденье.

— Поехали! — резко приказал он шоферу и повернулся к Кизелю, который сел рядом с ним: — Сейчас ровно четыре. Надеюсь, при отступлении не возникнет никаких заминок.

— Будем надеяться, — пробормотал Кизель. Брандт с равнодушным видом пронаблюдал, как их автомобиль с трудом объехал поваленный телеграфный столб.

— Можете включить фары, — крикнул он шоферу и хмуро посмотрел на сереющее небо. — А теперь рассказывайте, — он вновь повернулся к Кизелю.

Пока автомобиль набирал скорость, он, не перебивая, выслушал рассказ адъютанта. Вскоре последние городские дома остались позади, и машина выехала на шоссе.

Когда Кизель закончил свой рассказ, возникла долгая пауза. Наконец Брандт поднял глаза и покачал головой.

— Не иначе как он сошел с ума, — сказал он. — На военном языке этому есть лишь одно определение — саботаж. А наказание за саботаж тоже одно — петля. И Штрански знает это не хуже, чем я. Хотел бы я знать, о чем он думал. Ведь он не мог не знать, что рано или поздно, но эта грязь всплывет наружу.

— Разумеется, — согласился Кизель и оглянулся. Силуэт города постепенно проступал из темноты — черным на фоне серого неба. — Не мог не знать, — рассеянно повторил он и неожиданно повернулся к Брандту: — У меня такое чувство, будто я дезертир.

— У меня тоже, — признался Брандт, — но мы сделали все, что в наших силах. Отступление нельзя отложить по причине всего одной-единственной роты. Плацдарм начал перемещаться, и мы вместе с ним, пока последний солдат не окажется в Крыму. Исторический момент, — он горько усмехнулся. — Мы в очередной раз входим в историю.

Неожиданно лицо полковника передернулось.

— Живее, черт подери! — неожиданно рявкнул он на шофера. Солдат испуганно втянул голову в плечи, как будто его сейчас кто-то ударит, и одновременно с силой нажал на педаль газа. — Мы как тот ученик чародея, — продолжил как ни в чем не бывало полковник. — Забыли волшебное слово и теперь не в силах остановить бурный поток. Или оно вам все-таки известно?

— Капитуляция, — ответил Кизель.

Но Брандт отмахнулся от него:

— С ней мы уже опоздали. А сейчас что она принесла бы нам?

Кизель пожал плечами.

— Вот видите, — сказал Брандт. — Кстати, я хотел бы, чтобы вы письменно изложили мне всю эту историю со Штрански. Не пропустите даже самые мелкие подробности, включая радиодонесения. Мне они понадобятся как улики.

— Вы намерены дать этому делу ход как можно раньше, завтра или?.. — неуверенно спросил Кизель.

Было в тоне адъютанта нечто такое, что насторожило Брандта, и он счел нужным перейти на более сдержанный тон.

— Как только мне станет известно, чем закончится эта история с заводом, — уклончиво ответил он.

Кизель повесил голову. Несмотря на всю его злость на Штрански, на него неожиданно накатилась страшная усталость. Ведь фактически он поспособствует тому, что гауптмана отправят под трибунал. Впрочем, а заслуживает ли Штрански чего-то другого? И Кизель принялся про себя размышлять на эту тему. Из раздумий его вывел голос полковника — он прозвучал куда громче и резче, чем обычно, — и Кизель вспомнил, что в данный момент они вместе с начальником едут в машине.