Цолль мысленно одернул себя. Здесь, на глазах тридцати женщин, устраивать подобный спектакль не стоит. Глупо и бессмысленно. Кроме того, он все так же не доверял спящему и нарочито безразличному старику, который, наверно, только и ждет той минуты, когда он, Цолль, залезет на бабу. Эта мысль слегка отрезвила его. Конечно, этой русской банде нельзя доверять. Цолль еще раз посмотрел на пленных. В целом в их поведении не было ничего, что внушало бы опасения. Затем он вспомнил, что женщина, оголившая грудь, совсем недавно что-то оживленно обсуждала со стариком. Цолль сердито посмотрел на нее. Как будто угадав его мысли, она снова заулыбалась и пододвинулась еще ближе к нему. Она двигалась в такой провокационной манере, что все угрызения совести тут же улетучились. Куда же отвести ее? В конце концов он придумал.
— Пойдем! Иди сюда! — кивнув ей, произнес он по-русски.
Женщина замешкалась и, как показалось Цоллю, коротко взглянула на старика. Тот как будто не заметил заигрываний соотечественницы с немецким солдатом. Неужели он притворяется? К Цоллю снова, правда ненадолго, вернулись былые сомнения. В эту минуту он находился в состоянии такого возбуждения, что был готов убить любого, кто помешал бы осуществлению его намерений.
— Иди сюда! — хрипло повторил он.
Кокетливая улыбка исчезла с лица женщины. Когда она снова посмотрела на него, он увидел страх в ее глазах.
— Значит, ты решила поиграть в недотрогу! — усмехнулся Цолль. — Со мной этот номер не пройдет. С кем угодно пройдет, но только не со мной!
Сделав широкий шаг, он подошел к ней, схватил за плечи и рывком поставил на ноги.
— Но только не со мной! — повторил он.
Он снова посмотрел на старика, который по-прежнему лежал с закрытыми глазами. Сейчас его лицо показалось Цоллю неестественно бледным. Цолль резко распахнул дверь и вытащил сопротивлявшуюся женщину из комнаты, крепко держа ее за запястья. Оказавшись в прихожей, он огляделся по сторонам. Из-за закрытой двери доносились приглушенные голоса солдат. Несколько секунд он прислушивался, все так же крепко держа за руки свою пленницу. Если меня застукают, мне конец, подумал он. Обернувшись к женщине, Цолль заметил, что она лихорадочно пытается застегнуть пуговицы на гимнастерке.
— Пусть так и остается, — ухмыльнулся он, протянув руку к ее груди. Прикосновение еще больше усилило его возбуждение. Он поднял автомат и красноречиво указал им на внешнюю дверь. Женщина ответила ему испуганным взглядом. Губы ее дрожали.
— Пошли! — произнес Цолль и подтолкнул ее к двери. Когда они вышли на крыльцо, женщина попыталась вырваться. Однако Цолль был готов к этому и еще крепче сжал ее руку.
— Пошли! — повторил он и потащил ее к соседнему дому. Затем они поднялись на крыльцо, и он втолкнул ее в прихожую. Дом ничем не отличался от прочих домов — кухня с одной стороны, горница с другой. Обе двери были открыты. Цолль втолкнул женщину в комнату справа, расположенную дальше по коридору. Здесь на полу лежали одеяла и военное снаряжение. Пока он ставил в угол свой автомат, женщина вырвалась и метнулась к выходу. Цолль в два прыжка догнал ее. Схватив беглянку за талию, он втащил ее обратно в комнату. Затем толкнул на пол и упал на нее, дрожа от ярости и возбуждения. Она попыталась сопротивляться и принялась кричать, ударяя его кулачками в лицо. Если бы не его безумное желание овладеть ею, он наверняка удивился бы столь скорой смене настроения и сделал бы соответствующие выводы. Однако думать логично он не мог. Сорвав с нее одежду, Цолль набросил ей на голову одеяло, чтобы заглушить ее крики. Женщина продолжала сопротивляться и дергалась во все стороны.
Владимир Игнатьев услышал доносившиеся из дома крики и бросился к мосту. Его сердце болезненно сжалось. Бедная Ниночка, подумал он, чувствуя, как слезы текут по его лицу, бедная Ниночка. После того как немец затащил ее в пустой дом, Игнатьев бросился бежать. Он был готов к тому, что в любую секунду услышит за спиной треск выстрелов и крики немцев, однако этого до сих пор так и не произошло. Перебегая мост, он видел, как с каждым мгновением стена леса становится все ближе и ближе. Ему казалось, будто лес подбадривает его:
— Беги быстрее, Владимир Игнатьев!
Вскоре он оказался в спасительной чаще, задыхаясь от быстрого бега. Ветки хлестали Игнатьева по лицу, он едва не падал от усталости, но вскоре снова оказался на дороге.
Здесь он ненадолго остановился, пытаясь восстановить дыхание, затем побежал дальше. Забежав за поворот, он снова остановился, охваченный ужасом. Сердце гулко ударялось о ребра. Легкие жгло так, будто в груди клокотал кипяток.
Примерно в десятке шагов от него Игнатьев увидел немца, сидящего на поваленном дереве. Он сидел спиной к нему и, видимо, был погружен в раздумья. Владимир застыл на месте, боясь даже пошевелиться. Лес перестал казаться ему приветливым другом, ветви деревьев теперь угрожающе нависали над ним.