Железный крест

— Ерунда! — энергично тряхнул головой Фогель. — Я ждал вас вчера. Но рад видеть вас в любое время.

Он отошел в угол и, покопавшись там, поставил на стол несколько бутылок.

Кизель облизнулся.

— Уважаю ваш вкус, Фогель. Мозельское урожая 1937 года здесь, в самом южном уголке России. Продолжайте в том же духе, и у вас от гостей отбоя не будет.

Майор гулко хохотнул и принялся откупоривать первую бутылку.

— Для этого следует проявить организаторский талант, господа. Это естественно для такого старого солдата, как я, — ответил он и наполнил стаканы. — И потом, бутылка мозельского в этом местечке не больший абсурд, чем наше присутствие здесь. Ваше здоровье!

Офицеры чокнулись. Штрански сделал глоток.

— Превосходно, майор! Моих истомленных жаждой губ давно уже не касался такой нектар!

Майор польщенно кивнул и бросил на стол пачку сигарет. Когда они закурили, Кизель, прибывший на несколько минут раньше Штрански, огляделся по сторонам. Огоньки свечей отбрасывали тени собравшихся на грубые стены блиндажа. Возле двери стояла сколоченная из досок майорская койка. У ее изголовья стоял сундук, в котором, по-видимому, хранилась одежда. На гвоздях, вбитых в стену, висели автомат, патронная лента и плащ.

Штрански затянулся сигаретой, которая плохо горела. Наконец, раскурив ее, он скрестил ноги и повернулся к майору:

— Кстати, герр майор, почему вам кажется абсурдным наше присутствие на этом плацдарме?

Огромная голова Фогеля с белыми как снег волосами слегка дернулась. Он оттолкнул в сторону стакан с вином.

— Я могу ответить вам на ваш вопрос, герр Штрански, — пророкотал он. — Если нам и дальше придется изображать из себя пожарную команду, то нет смысла находиться в нескольких сотнях километров от сердца пожара. А именно в таком месте мы сейчас и находимся. Именно это и делает абсурдным наше присутствие на данном плацдарме.

Штрански нахмурился:

— Я не вполне понимаю вас. В конце концов, мы находимся здесь для того, чтобы осуществить чрезвычайно важную миссию. Мне кажется, что ваше мнение зиждется на неком предубеждении. Ведь любая горстка солдат, отрезанная от основных войск, должна выполнять свою функцию. Разве не так, герр Кизель? Или, может, вы скажете мне, где именно наше присутствие было бы более эффективным? Мне кажется, что тактическое значение плацдарма закрыто для обсуждения.

Прежде чем Кизель успел что-либо ответить, Фогель с силой ударил кулаком по столу.

— Тактическое значение? Вы, наверно, имеете в виду декоративное значение. — Майор подался вперед, опираясь локтями о стол. — Вы, должно быть, спите наяву, — грубо добавил он. — Подумайте о ходе этой военной кампании и проанализируйте ее с самого начала и до настоящего времени. Вы поймете, что она похожа на ходьбу слепого, который идет в каком-то направлении до тех пор, пока не упрется в стену, затем повернется и двинется назад. Влево, вправо, туда, сюда. Вам известно, к чему это приводит. — Казалось, что и без того огромная фигура Фогеля еще больше увеличилась в размерах. Глаза под кустистыми бровями сердито блеснули. Штрански почувствовал себя неуютно в его присутствии. — Я вам скажу, к чему. К полной потере силы. К затратам. К неразберихе. Преступной глупости. — Фогель схватил стакан со стола и сделал долгий глоток.

Штрански надменно улыбнулся.

— Это дело разных точек зрения, — холодно ответил он. — Я не сомневаюсь в том, что вы говорите с высоты вашего немалого боевого опыта. Но, пожалуйста, не забывайте, что характер военных действий радикально изменился со времен Первой мировой войны. Мы больше не сталкиваемся с противником лоб в лоб и не бьемся до тех пор, пока не начинаем истекать кровью, как это было под Верденом. Вместо этого мы стараемся отыскать у врага слабые места. Но для этого необходима мобильность.

— Я вас умоляю, избавьте меня от этой чепухи! — воскликнул Фогель. — Слабые места, говорите? Мы выбирали сильные места, а не слабые. Престиж, большие имена, даже если ради этого в мясорубке перемалываются целые армии. Вот смотрите. — Майор принялся считать на пальцах. — Сначала нас ошпарили кипятком под Ленинградом. Затем нам в кровь разбили нос под Москвой. После этого провели ампутацию под Сталинградом. И, наконец, мы получили серьезное ранение на Кавказе. И чего же мы достигли? Ничего, ровным счетом ничего! Или вы думаете иначе?

Штрански воздержался от язвительного ответа, так и рвавшегося с его губ. Майор, несомненно, был истинным холериком, и поэтому не стоило раздражать его.

Фогель снова наполнил стаканы.

— Что я хотел бы знать, так это то, в чем мы допустили просчет, — признался он.

— Мы только продолжили то, что было начато другими, — вступил в разговор Кизель. — И теперь, если я не ошибаюсь, нам скоро придется познакомиться с теми, кто займет наше место на арене мировой истории, после того как мы сойдем с нее.

— Вы имеете в виду народы Востока? — уточнил майор.

Кизель кивнул.

Штрански криво улыбнулся.