Железный крест

Голлербах замолчал и посмотрел в сторону моста, где над поверхностью воды покачивались камыши. Ему неожиданно вспомнилась поездка в Вюрцбург, куда он отправился вместе с Бригиттой. Это было в воскресенье. Поднявшись на гору к старому замку, они сели на скамейку и стали любоваться видом города, раскинувшегося внизу. Звонили колокола Ноймюнстерской церкви. Казалось, будто горы на другой стороне Майна медленно покачиваются в тени виноградников под бездонным голубым небом.

— Я хотела бы почаще бывать здесь, — призналась Бригитта.

Голлербах улыбнулся, вспомнив тот день. Ему пришлось четыре месяца копить на поездку в Вюрцбург, откладывая буквально по пфеннигу. Дома было очень мало денег. Отец получал ничтожную пенсию, мать три года назад стала инвалидом. Теперь семье стало еще труднее — в прошлом году его брата убили на Центральном фронте (так у автора. — Прим. переводчика). Кто скажет, чем все это закончится? В детстве он мечтал иметь много денег, купить автомобиль и объехать весь мир. Однако мир вскоре сузился для него до родного городка Мудау, уехать из которого просто не представлялось возможным. Его горизонт простирался не дальше края леса за маленькой церковью, где горы сливались с небом. Здесь разбивались все его мечты. Он уже представлял себе свое будущее в билетной кассе железнодорожной станции, в которой всю свою жизнь просидел его отец, тупо глядя на лица пассажиров. Отца раздражали их глупые вопросы, их нетерпение и необходимость всегда услужливо относиться к ним, наблюдать за тем, как они садятся в поезд, отправляясь в путешествие, а самому оставаться в тесной будке с крошечным окошком, как будто цепью прикованным к ней.

Он потер глаза и торопливо огляделся по сторонам. На него никто не обращал внимания. Шнуррбарт и Дорн уже присоединились к остальным. Солдаты грузили на лошадей ящики с патронами. Низкорослые лошади со спутанными гривами и злобными глазами своенравно подергивались. Мааг поднял с земли хворостину и принялся бить животных по бокам. Лошади лягались и становились на дыбы. Голлербах осуждающе покачал головой. Эти придурки ни черта не умеют обращаться с животными, подумал он. До Вюрцбурга его отделяло расстояние в три тысячи километров.

Штайнер никак не смог бы объяснить причину, заставившую его еще раз заглянуть к пленным. Когда они с Крюгером снова зашли в комнату, женщины сидели на полу, закутавшись в одеяла. Они смерили Штайнера и его спутника враждебными взглядами. У пруссака не было ни малейшего желания исполнять роль палача. Если Штайнер будет настаивать на расстреле женщин, то пусть сам занимается этим. Штайнер, угадавший его мысли, улыбнулся. Теперь, после бегства русского, убивать женщин нет никакого смысла. Да он, пожалуй, и не собирался никого убивать, во всяком случае, точно не знает, поднялась бы у него на них рука.

Он заметил раненую женщину. Ее положили на несколько одеял и еще одним накрыли сверху. Ее глаза были открыты, и она не сводила взгляда со Штайнера. Когда он подошел ближе, остальные женщины бросились от него в стороны, как от чумного. Штайнер остановился и спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

Раненая не ответила. Штайнер неожиданно для себя увидел, что у нее красивые карие глаза, и удивился, почему не заметил этого раньше.

— Когда ты в военное время надеваешь форму, — произнес он, — то не следует ожидать, что противник будет обращаться с тобой как с женщиной. Ты понимаешь меня?

Хотя женщина снова ничего не ответила, Штайнер по выражению ее лица заключил, что она все поняла. Она упряма, как все русские, подумал взводный и, нахмурившись, продолжил:

— Остаток вашей формы находится на кухне. Можете забрать ее. Насколько я понимаю, скоро сюда прибудет подкрепление из Крымской.

Глаза раненой расширились от удивления. Когда Штайнер собрался уходить, она неожиданно заговорила:

— Почему вы об этом сказали?

Она говорила медленно, на безупречном немецком языке. Ее голос прозвучал низко и очень красиво.

Штайнер удивленно посмотрел на нее. Что за удивительный голос! Ему неожиданно захотелось, чтобы она говорила еще и еще. Он снова шагнул к ней и сказал:

— И ты, и я знаем, что из этой кухни исчезли двое.

С необъяснимым для него самого возбуждением он наблюдал за тем, как раненая женщина подняла голову.

— Значит, Владимир все-таки сбежал? — спросила она. Ее слова прозвучали скорее с утвердительной интонацией, чем с вопросительной.

Штайнер кивнул:

— Если ты имеешь в виду старика, который был здесь, то да, он действительно сбежал.

Женщина повернула голову набок и что-то сказала остальным женщинам. Их лица тут же просветлели, и они обменялись понимающими взглядами. Раненая снова повернулась к Штайнеру:

— Ты сказал про двоих.

— Женщина находится рядом. В соседнем доме.

— Она… — женщина запнулась и провела языком по запекшимся губам. — С ней все в порядке?

— От этого никто еще не заболевал, — цинично ответил взводный.

Лицо раненой потемнело.

— Не тебе это говорить, — тихо ответила она. — От этого очень многие заболевали, вот здесь. — Она высунула из-под одеяла руку и указала себе на грудь.