Железный крест

Керн только что с великим трудом натянул на себя штаны, которые оказались ему ужасно коротки, когда он попытался повыше подтянуть их до уровня талии. Он несколько секунд в ужасе смотрел на свои ноги. Затем вывернул руку, потрогал себя за зад и посмотрел на Голлербаха, который еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.

— Вот видишь, какая херня! — пожаловался бывший хозяин гостиницы. — Я скоро от всего этого с ума сойду. Что за идиотская затея! Если русские увидят меня в этой одежонке, то умрут от смеха.

— Это уж точно! — усмехнулся Голлербах. — Тебе придется идти в авангарде. Русские увидят тебя, начнут хохотать и таким образом не смогут в нас стрелять.

Керн с несчастным видом покрутил головой.

— Что же мне делать? Я не могу ходить в таком виде.

Голлербах ободряюще хлопнул его по спине:

— Не так уж плохо. Попробуй другую пару.

— Я уже все перемерил. В поясе мне только эти штаны годятся.

— Тогда возьми краги. Я тоже так делал. Какая разница, как ты выглядишь. Главное, чтобы одежда служила своей главной цели.

— Разве русские не поймут, что мы переодетые в их форму немцы? — спросил Мааг и сердито дернул себя за гимнастерку. — Они же не дураки. Стоит лишь посмотреть на наши пилотки или сапоги, и все станет понятно.

Голлербах, затягивая поясной ремень, сомнительно покачал головой.

— Давайте немного подождем, а там посмотрим. В темноте видимость ухудшится, и наш маскарад будет не так заметен. Не забывай, что нам придется переходить линию фронта под покровом темноты.

— В этом тряпье! — рассмеялся Керн. — Когда мы придем в расположение нашего батальона, наши же солдаты тут же укокошат нас! Мы же похожи на банду русских.

— Не изнуряй мозг такими мыслями, — парировал Голлербах. — В конце концов, у нас же будет с собой наша форма.

— Это значит, что мы будем вынуждены тащить с собой пару лишних килограммов, — проворчал Керн. — Ты посмотри на это! — С этими словами он принялся закатывать мундир и штаны в одеяло. Сверток получился действительно внушительного размера.

— В этом нет никакого смысла! — произнес Мааг и выругался. Застегивая гимнастерку, он с разочарованием подумал о женщинах. Он упустил шанс всей своей жизни. Почему он не воспользовался представившейся возможностью? Она ведь у него была, когда они с Цоллем охраняли пленных. Они могли бы по очереди поразвлечься с одной из бабенок. Однако ему было бы неприятно договариваться об этом с Цоллем. Позднее пришел Шнуррбарт, и ему, Маагу, пришлось помогать остальным солдатам сбрасывать содержимое повозок в речку. Но откуда ему было знать о том, что они так скоро начнут сборы? Просто невезение, и все тут. Эти уроды никогда не дают воспользоваться чем-то хорошим. Мне всегда не везло, подумал он, и Моника, пожалуй, скоро бросит меня. Ты тут месяц за месяцем валяешься в грязи, а когда представляется возможность немного развлечься, из этого ничего не выходит. Исполненный жалостью к самому себе, Мааг начал проклинать Штайнера. Это Штайнер во всем виноват. У этого жеребца, конечно, не возникло бы таких трудностей. Он относится к тому типу мужиков, которые берут женщин, не утруждая себя мыслями о последствиях. От этой мысли настроение Маага ухудшилось еще больше. Разве они могут понять, через что пришлось пройти такому парню, как я? — подумал он. Если бы они только знали, эти рабовладельцы. Да, они настоящие рабовладельцы.

Он еще какое-то время ворчал себе под нос, когда в дверях появился Штайнер, приказавший поторапливаться. Все с удивлением посмотрели на него. Русская военная форма радикально изменила его внешность. Казалось, будто взводный стал шире в плечах, даже немного изменилось его лицо. Он смотрится даже круче обычного, подумал Дорн, глядя на Штайнера.

— Хватит глазеть! — проворчал Штайнер. — Если будете и дальше так копаться, то дождетесь здесь русских.

Солдаты торопливо двинулись к выходу. Многие надели краги. У некоторых гимнастерки доходили до уровня бедер. На головах у всех остались немецкие пилотки с эмблемой эдельвейса. За спиной огромные скатки. Штайнер и Крюгер отправились к пленным. Остальные смотрели им вслед. Солдаты расхаживали из стороны в сторону, гримасничали и оглядывали себя, как женщины, примеривающие новые платья. Голлербах разговаривал с Дорном и Шнуррбартом.

— Я рад, что он вернулся, — признался последний.

Дорн посмотрел на окно той комнаты, где находились пленные.

— Если он расстреляет их, то я переведусь в другой взвод, — пообещал он.

— Для этого тебе нужно прежде всего вернуться в батальон, — напомнил ему Голлербах. — По правде говоря, это дело мне тоже не по душе. Но я все время повторяю себе: первыми придем мы, а женщины вторыми. — Голлербаху никто не ответил, и он, прищурившись, посмотрел на солнце. — Хорошая сегодня погодка, — продолжил он. — Похоже, что наконец наступила весна.

Шнуррбарт пожал плечами:

— Если бы я был дома, то мне было бы все равно, тепло или холодно, как на Северном полюсе.

Голлербах вздохнул:

— Я был бы очень доволен, если бы нам удалось добраться не до дома, а хотя бы до нашего батальона. Дерьмовое какое-то дело с Цоллем. Что он себе думал?