Жемчужина среди принцесс

Император выехал из Толедо в Аранхуэс на следующий день, и вполне вероятно, что герцогиня Алансонская отправилась обратно в Мадрид ранним утром после его отъезда. Прибыв туда 16 или 17 октября, она обнаружила, что король всё ещё сильно страдает от лихорадки и прикован к постели.

Тем временем симпатии всей Европы по-прежнему были на стороне Франциска и его сестры, а прославленный Эразм попытался утешить её в этот период невзгод:

— Я долго не решался Вам писать, но, наконец, уступил силе той необыкновенной симпатии, которую я питаю к Вам… уже давно восхищаюсь я и любуюсь теми высокими дарами, которыми наградил Вас Господь: осторожность, достойная философа, целомудрие, умеренность, благочестие, несокрушимая сила духа и удивительное презрение к суете мира сего. Если Вы спросите меня, откуда я Вас знаю, я, который никогда даже не видел Вас, скажу Вам, что многие Вас знают по портретам, не имея счастья видеть Ваше Высочество. А мне хорошие и учёные люди описали Ваш ум гораздо вернее любого портретиста. Вы не должны сомневаться в моей искренности… я не льщу Вашему могуществу, ибо не хочу от Вас ничего другого, кроме взаимной симпатии…

Однако Луиза Савойская с неописуемым ужасом восприняла известие о приостановке переговоров с императором. Возвращение болезни короля также вызвало волнение по всей стране. 14 октября, в день отъезда Маргариты из Толедо, четверо всадников, одетых как курьеры, проскакали по улицам Парижа до Дворца Правосудия, где собрался парламент, и провозгласили:

— Король умер!

Затем, пришпорив своих лошадей, всадники ускакали с бешеной скоростью, объявляя о смерти Франциска всем, кого они встретили на своём пути. Парламент немедленно распорядился арестовать преступников, однако те, к сожалению, скрылись. Узнав о панике, охватившей Париж, регентша поспешила заверить двор и парламент о выздоровлении своего сына, и снова отбила все попытки последнего ограничить её власть.

Маргарита тем временем оставалась в Мадриде, ухаживая за своим больным братом. Убеждённая в том, что ей больше нечего надеяться на императора, она тайно разработала план бегства короля.

— Монсеньор, что бы ни случилось, мы найдём способ освободить Вас! — постоянно заверяла она брата.

Красота и приветливость принцессы произвели глубокое впечатление на чернокожего раба, в чьи обязанности входило приносить в покои короля воду и дрова, и он был готов на всё ради его сестры. Поэтому Маргарита придумала, чтобы её брат вечером поменялся одеждой с негром, испачкал лицо и руки сажей, после чего спустился бы вместо него во двор и смело вышел за ворота замка. А там его будут ждать быстрые скакуны. Чтобы избежать разоблачения, раб должен был лечь в королевскую постель и изображать больного. Однако из-за несчастного случая этот план провалился. Случилось так, что за два дня до бегства короля сеньор де Ла Рошло, брат маршала де Монморанси, и Клермон, личный секретарь Франциска, поссорились по какому-то пустяковому поводу. В пылу спора сеньор де Ла Рошло настолько забылся, что ударил своего противника. Вне себя от ярости, последний обратился к королю, чтобы потребовать возмещения ущерба или наказания нападавшего. К сожалению, Франциск отказался вмешиваться. Вне себя от ярости из-за нанесённого ему унижения секретарь решил отомстить королю. Поэтому он тайно отправился в Толедо и, добившись аудиенции у Карла V, рассказал ему о заговоре.

Поведение императора в этом случае вполне соответствовало его характеру. Он приказал, чтобы показания Клермона были записаны и переданы начальнику охраны Франциска. Раба же, подкупленного Маргаритой, император приказал убрать, но помимо этого, предписал соблюдать строжайшее молчание в отношении этого дела. При этом Карл не высказал никаких упрёков королю, и, по-видимому, никогда даже не упоминал об этом предмете. Тем не менее, в глубине души он был глубоко возмущён поступком Маргариты и ждал случая отомстить ей.

Принцесса же, хотя и была разочарована, ни в чём не раскаивалась.

— Монсеньор, — писала она в одном из своих писем брату, — поверьте, что ничто не причинит мне боли, если потребуется оказать Вам услугу, даже если мой прах развеют по ветру, ничто не будет утомительным, трудным или огорчительным; напротив, всё будет казаться утешением, покоем и честью.