– Ты дитя своих родителей, – произнес он, – и я знаю, мы всегда будем тобой гордиться. – Он поцеловал меня, и мне уже было совсем не противно, что его борода колется. Мне вдруг захотелось, чтобы наши воскресные обеды длились вечно, хотя до этого они казались мне скучными.
На улице мы встретились с Томми и Гонзой. Они были очень взволнованы: им только что сообщили, что они тоже приедут в Англию на детском поезде в начале сентября. Эта радостная новость развеяла уныние и напряжение того дня. «До встречи в Англии!» – крикнули мы, и машина двинулась к вокзалу.
Рядом со мной сидела тетя Берта. Я чувствовала, как она дрожала, и украдкой взглянула на ее лицо. Оно было бледным, осунувшимся и совсем не холодно-чопорным, как обычно. Она казалась очень хрупкой.
– Пиши чаще, хорошо? – сказала она. – Мама будет жить ради твоих писем, как и все мы… – В этот миг я поняла, как сильно она на самом деле нас любила, маскируя истинные чувства за внешней холодностью.
На платформе толпились встревоженные родители, а поезд был битком набит взволнованными детьми. Слезы, последние напутственные слова, последние слова ободрения, последние заверения в любви, последние объятия…
– Увидимся в свободной Чехословакии! – импульсивно выкрикнула я, когда раздался свисток. Родители и другие провожающие испугались, ведь на платформе были гестаповцы. Поезд медленно тронулся, но в море людей я видела лишь любимые фигуры мамы и папы, они героически улыбались, тщетно пытаясь скрыть боль расставания.
В горле застрял комок. Я стиснула кулаки и зажмурилась, чтобы слезы не полились из глаз. Кто-то взял меня за руку. Я повернулась и в искаженном мукой лице Евы увидела отражение всех своих чувств. Мы сидели молча, сплоченные нашей печалью, страхом и надеждой. Впервые в жизни я почувствовала, что мы с сестрой действительно близки.
Словно прочитав мои мысли, Ева произнесла:
– У тебя всегда буду я. Я не заменю маму с папой, но мы всегда будем друг у друга. Пообещай, что обратишься ко мне, когда станешь грустить, скучать по дому – в любой момент, когда будешь во мне нуждаться. Никогда не забывай, что я тебя люблю.
Тогда я поняла, как мне повезло, что у меня есть сестра и в путешествии в Великую Неизвестность я не одинока.
Глава вторая
«Мы будем тебя любить»
Впервые открыв подаренный отцом дневник, я написала:
…Я немного поспала и проснулась на границе в Терезине. Мы стояли четыре часа: начальник поезда забыл в Праге важные документы, а без них нам не разрешали пересечь границу. Мы въехали в Германию – она чем-то напоминала Богемию, но намного уродливее, хотя горы и леса были ничего. После Германии началась Голландия: абсолютно плоская, ни пригорка, с одинаковыми домами и широкими реками. А широкими они были, потому что впадали в море. Ночью мы его увидели. Даже в темноте оно казалось прекрасным.
Мы сели на большой корабль, разошлись по каютам и легли спать. Меня совсем не укачивало, но я проснулась очень рано. Ева уже прильнула к иллюминатору и смотрела на первые лучи солнца, заливающие морскую гладь. Я подошла к ней, она обняла меня, и вместе мы стали смотреть, как восходит солнце…
Встречая первый в своей новой жизни рассвет, я вспомнила, что говорила мама, и поручила солнцу передать ей мою любовь и мысли. Я делала так все долгие годы войны.
Все детали первого дня отпечатались в моей памяти: наш первый английский завтрак, который большинство детей скормили рыбам, поездку на утреннем поезде по спящей сельской глуши мимо городков и деревень, где стояли ряды абсолютно одинаковых домишек из красного кирпича. Наконец мы прибыли в Лондон, где нас посадили в двухэтажный автобус, и мы стали гордо ездить по запруженным улицам.
Автобус остановился у большого угрюмого здания. Нас проводили внутрь и рассадили рядами, повесив на шеи таблички. Там мы стали ждать, пока нас позовут по имени. Все вдруг притихли и преисполнились тревожного ожидания: никто не знал, что будет дальше.