Жемчужница (СИ)

Сон сморил его медленно, затаскивая в свои пучины туманными ледяными щупальцами, сжимая сердце неясным трепетным страхом и волнением, и там, во тьме, ему слышались голоса и шёпот волн, чья-то песня на грани больного писка и плач, отчего Уолкер проснулся резко, быстро, в одно мгновение раскрыв веки, и недовольно ругнулся сквозь зубы.

Сонные духи в последнее время точно его невзлюбили, раз посылали каждый драконов раз сплошные кошмары. Мана кинул взгляд на проглядывающий в просвете шатра яркий костёр, чьи всполохи поднимались в вечернее небо, и глубоко вздохнул, тяжело подымаясь.

Книгочей, кажется, только вернулся из храма, потому что был мокрым, но до жути занятым расшифровкой каких-то перенесенных на бумагу письмен, а Лави чинно сидел рядом с дедом и всячески старался не поднимать глаз на окружающих. Ему явно было не по себе, и Мана его понимал. В конце концов, не каждый раз вытворяешь такое и потом вынужден оставаться в кругу не слишком дружелюбно настроенным к тебе людей.

Сам мужчина на парня совершенно не обижался — тот знатно потрепал его, конечно, потому что рука ныла не переставая, но с другой стороны мелкий Историк дал ему шанс вновь приблизиться к своему близнецу, так чем это не искупление?

Неа сидел на берегу озера рядом с весело хлопающей хвостом по воде Аланой — та смеялась над какими-то его словами не умолкая и осторожно гладила по морде Хранителя русалочьего храма, от одного размера которого так и бросало каждый раз в дрожь. Правда, надо сказать, смирен этот дракон был столь же, сколь и огромен.

Только Тики почему-то не было видно. Точнее, не только Тики, но и Изу — тоже. Не то чтобы это настораживало, но просто… раньше Микк всегда был с Аланой — они как будто были двумя склеенными рисинами, которые никак нельзя разделить не перемолов при этом в кашу.

Хотя, в общем-то, отсутствие Тики легко можно было объяснить. Ревностью и подавленностью. Два дня уже прошло с инцидента с Лави, и все эти два дня Алана ходила как потухший огонек — улыбалась тускло, не смеялась почти… Утром она вот просто сидела на берегу озера с одним только Хранителем-драконом, и потревожить ее никто не осмеливался.

Тики этого не делал потому что, видно, отчаялся как-то расшевелить ее (наверное, теперь потащил Изу цветы для нее собирать), Книгочей не хотел лезть в чужие отношения, Лави — просто ненавидел ее, караванщики — побаивались, а сам Мана… наверное, он просто дурак и эгоист, потому что он уже не помнил, сколько дней назад они разговаривали так же тепло, как и на корабле.

А Неа… Неа, он ничего никогда не боялся. И мало кого жалел. И, наверное, именно поэтому сейчас Алана так весело смеялась над его шутками.

Русалка вообще стала в последнее время невероятно странной. Мана не знал, заметил ли это сам Тики, но девушка всё больше смотрела куда-то вдаль, кусала губы чуть ли не до крови, постоянно расчёсывала ногтями кожу на руках, словно хотела разодрать её, но мужчина отнекивался от таких мыслей, потому что Алана улыбалась Микку и выглядела вполне нормальной, обычной. Но эти внезапные взгляды, направленные в никуда, которые Уолкер ловил совершенно случайно, когда оборачивался или смотрел в их сторону, откровенно пугали.

Неа вдруг замялся, тяжело падая рядом с русалкой, и что-то заинтересованно спросил о чём-то, чего Мана просто не смог расслышать. Алана в ответ приподняла в удивлении брови, посмотрела на величественного дракона, погладила его по морде, мягко прикоснувшись лбом к чёрному носу, и хохотнула.

— На самом древнем языке, Неа, который только существует в этом мире, — донес ветер до ушей Маны.

Мужчина напряг слух, прося своевольную стихию покориться ему хоть ненадолго. Или даже не покориться, а просто ему помочь. Помочь услышать их разговор.

— …каком же? — донеслось до него уже четче. Неа с интересом наблюдал, как Алана гладит дракона по голове и как будто не мог отвести взгляда.

И Мана мог его в этом понять. Это ведь завораживало.

— На языке образов и чувств, — русалка улыбнулась мужчине и протянула к нему руку. — Прикоснись к его голове, ты сам поймешь. Он очень много тебе расскажет…

Неа прикусил губу, протягивая руку в ответ, и позволил положить свою ладонь на морду Хранителя, глубоко вздыхая — наверное, для храбрости — и замирая так на несколько секунд.

Буквально сразу его лицо ошеломленно вытянулось, а рот слегка приоткрылся, из-за чего Алана звонко засмеялась и над его видом — и позволила ему отстраниться. Неа возможностью воспользовался и тут же отдернул руку, но, как показалось Мане, не из страха или чего-то вроде, а просто от неожиданности. Выглядел брат явно опешившим, и это заинтересовало Ману намного больше, чем он готов был признать.

Мужчина отвел взгляд чуть в сторону от сидящей на берегу парочки и неслышно усмехнулся.

Неа был просто в восторге — смотрел на свою руку и улыбался как дурак или блаженный. В общем, как всегда, когда происходило что-то настолько радостное или потрясающее воображение, что нельзя было найти подходящих для выражения своих эмоций слов.