– Не зде-е-сь, – протянул мужчина тихо, распахивая жакет и любуясь часто вздымающейся грудью девушки, скрытой за одной лишь тонкой тканью нижней сорочки. Которая на самом деле не скрывала совершенно ничего. – Ведь ты же – моя… И стоны твои слушать буду только я.
Тики куснул звучно всхлипнувшую русалку сквозь ткань за торчащий сосок – и подхватил ее на руки, поднимаясь и следуя к побережью, отделенного от поляны густыми кустами. Алана обвила руками его шею и весь их недолгий путь шумно и судорожно дышала – как будто жаждала как можно скорее продолжить, но совершенно не знала, что и как делать, а потому – терялась и пугалась происходящего.
Как только они добрались до побережья, Микк остановился у места, где траву сменял песок, и опустился на колени, сажая девушку на траву и тут же притягивая к себе для поцелуя. Алана жмурилась, позволяя посасывать свой язык, и помогала ему освободить себя от жакета, в конце концов отброшенного в сторону и больше, слава духам, не мешающего гладить и мять ее грудь, напряженную и чувствительную.
Тики ощущал, как русалка терлась об него сосками, и чувствовал, как собирается в паху сладкая тяжесть; как хочется ее всю, обнаженную и потрясающе шепчущую ему что-то на ухо на своем родном языке.
Из всего потока ее слов мужчина понимал только то, которым русалки и тритоны обозначают своих любовников, и его производные, но это слово повторялось настолько часто, словно она бредила или что-то вроде.
И это настолько подкупало, что злиться и обижаться на ее уже испарившееся умиление просто не получалось.
Море шептало что-то в спину, и Тики на короткую секунду стыдливо подумал, что оно видит их, что оно тоже слышит стоны его любимой русалки, что оно может тоже подшучивать над Аланой после того, как всё увидит – потому что Тим, явно как-то раз заставший их за ночными играми, весь следующий день хитро лыбился и щёлкал зубами, заставляя девушку краснеть и прятать лицо в ладонях.
Но мысль эта была настолько мимолётной и незначительной – потому что океан и сам прекрасно всё понимал, потому что Алана прижималась к нему, ёрзая на бёдрах и упираясь тазом в его пах, возбуждая всё сильнее. Тики повалил её на траву, жадно оглаживая ладонями бока и забираясь пальцами под сорочку, и метил бледную кожу кусачими поцелуями, чувствуя, как девушка тянется к нему, как она прижимает его к себе, как шепчет с придыханием это ” сярк “, от которого всё внутри дрожало и цепенело, и как стонет на любое касание к ногам.
Больше мужчине хотелось лишь погладить её по хвосту: мягко провести по сияющей чешуе, подуть на бедренные лёгкие плавники, поцеловать возбуждённую нежную кожу, пробраться языком между половых губ…
Хотя последнее можно было сделать и сейчас.
Тики предвкушающе облизнулся, не скрывая воодушевлённой лукавой улыбки, и под удивлённый серый взгляд, затуманенный дымкой наслаждения, провёл носом от груди до бёдер поверх ткани тонкой сорочки – и девушка задрожала, выгибалась вслед за его движением.
Вскоре юбка ханбока отправилась вслед за жакетом. Алана закусила губу, приподнимая голову и наблюдая за Микком лихорадочно сияющими глазами, и томно выдохнула, когда он задрал сорочку и обнажил ее окончательно, ласковую и трепетную.
И жаждущую.
Алана покорно развела ноги, позволяя целовать свои бедра и метить их засосами, и зажмурилась, дрожа и вырывая траву около себя. И Тики позволил себе совершенно распоясаться – потому что им обоим этого хотелось и потому что в этом не было ничего страшного. Только одно наслаждение.
Мужчина устроился у нее между ног поудобнее и осторожно развел ее половые губы кончиками пальцев. Алана дернулась, стоило ему только ее коснуться, и запустила ладонь ему в волосы.
– Ооо… о океан… – только и выдавила она, жмурясь и откидывая голову назад. И подаваясь ближе к нему, словно давала позволение, которого Тики уже не требовалось. Или – словно просила его сделать ей хорошо.
Микк поцеловал ее правое бедро и заскользил ближе к раздвинутым половым губам, вскоре погружая язык в ее влагалище и помогая себе пальцами. Алана замычала, едва сдерживая стоны и явно снова кусая губы, и притянула его голову ближе. И Тики, скосив на нее взгляд, с восторгом увидел, как она гладит себя по груди свободно рукой, пощипывая и щекоча сосок.
До них едва-едва доносились блики догорающего костра, и лагерь был сонно тих – никому не было дела до того, чем они занимаются по ночам. И мужчину это только подстегивало. Он целовал Алане ноги, раз за разом возвращался к ее вылизыванию, и она была такой… такой ошеломляюще отзывчивой, такой вызывающе влажной, что в ее искренности не было никаких сомнений.