Тритон в ответ лишь сглотнул, легко вздрогнув, словно только сейчас вспомнил об этом, и девушка, вновь став спокойной и безразличной ко всему, провела ножом по ладони.
Ее кровь была темнее человеческой, а еще — немного более вязкой, но интересовало Тики не это. И пугало — совсем другое. То, что Алана, коротко и резко приказав что-то Сцилле на русалочьем наречии (как видно, велела приблизиться), взмахнула здоровой рукой. Вода, словно повинующийся ей во всем слуга, всколыхнулась, побежала по палубе, принимая вид ладони, и подхватила Харибду, подтаскивая ее к ногам девушки.
Алана отвесила Сцилле пощечину раненой ладонью и зло прищурилась, прижав руку к ее рту, что, как видно, означало нечто вроде: «Пей».
С Харибдой все было немного иначе. К ней девушка даже наклоняться не стала — рвано мотнула головой, и Сцилла покорно опустилась на колени, как игрушка какая-то или как рабыня, и поделилась с сестрой кровью из своего рта, сама делая наконец глоток — как бы через силу, словно бы комок какой в горле сглатывала.
Секунда — и она завалилась на Харибду, ослабевшая и испуганная, и затихла.
И все море, казалось, совершенно затихло, погрузилось в полнейшее безмолвие, в полный штиль. Словно бы перед бурей.
Когда Алана все-таки перевела взгляд на Тики, тому померещилось на секунду, что у нее вместо глаз — бездны. И в этих безднах все тонет — сами они, Марианна, море стекается в эту бездну, острова и дома ухают в ее темноту…
— Ты идиотка совсем?! Кто тебя просил это делать?! — мужчине показалось, голос раздался откуда-то будто со стороны. Он был странно знакомый, и Микк не сразу осознал, что принадлежит этот голос… ему самому.
Алана взглянула него своими безднами, безжизненными, но полными ненависти и злости, и это, наверное, должно было испугать его, должно было успокоить и заставить отступить, но Тики лишь гневно выдохнул, широкими шагами направляясь к ней, и почувствовал, как в нём всё бушует и требует выхода, когда девушка безразлично сказала ему:
— А ты хотел на морское дно?
— А не доверяешь никому, кроме себя?! — взбеленился он. — Хотя о чём я?! Дикарке, проведшей четыре века в бухте, ни за что не понять, что вокруг есть люди, которые за неё волнуются! Идиотка, которая считает себя сильнее всех! У тебя есть мы, понимаешь?! Так доверься нам хоть немного! — Тики кричал и кричал, ощущая, как ветер в груди бушует, как внутри словно буря поднялась, и не понимая, что, на самом деле, это на море поднялась буря — буря его слишком сильных эмоций, сметающих всё на своём пути.
Алана смотрела на него спокойно, и в её глазах-безднах было всепоглощающее ничего и одновременно всё — и злость, и гнев, и ненависть, и раздражение, и страх, и волнение, и это распаляло Микка ещё больше. Потому что она пыталась казаться ледяной и безразличной, хотя внутри у неё тоже всё, как видно, кипело, не находя выхода.
— Но нет! Госпожа верховная жрица предпочитает разбираться со всем сама, потому что люди, получается, даже недостойны внимание такой венценосной особы! — выкрикнул он и на порыве эмоций вскинул руку, как вдруг Алана вскрикнула и отшатнулась, воззрившись на него с неприкрытым испугом в просветлевших серых глазах.
И — ничего не метнулось в его сторону: ни водяное копьё, ни волна, ни тот же самый нож, которая девушка всё ещё держала в своей руке.
Мужчина дернулся — потому что этот испуг в лице русалки пронзил его словно молнией — и в ужасе уставился на свою занесенную точно для удара ладонь, крупно дрожащую от напряжения.
Ударить женщину.
Ударить сирену.
Ударить Алану.
Да до чего он докатывается с этой драконовой влюбленностью, никому не нужной и не важной?! О чем он вообще тут думает, самонадеянный напыщенный идиот?! Что он о себе возомнил?!
Тики замотал головой, грязно выругался, мешая несколько наречий сразу, и бросился прочь, просто не в силах видеть испуг в глазах девушки — в которую был влюблен и которую едва не ударил, — но и просить у нее прощения за несостоявшуюся пощечину — тоже не в силах.
Ветер бушевал над Марианной, только чудом оставляя корабль нетронутым, и беспокоил море, заставляя волны непроизвольно подниматься, облизывая борта, и собирая в небе грязно-серые тучи. Микк вскочил на рею, чувствуя, как пружинит воздух у него под ногой, словно поддерживая своего повелителя, и забрался как можно выше, как можно дальше.
Ближе к эпицентру разражающейся бури, чтобы направить (попробовать) бурное ветряное течение в паруса (на которые были похожи плавники Аланы, пока ей их не обрезали). Нужно было плыть как можно дальше отсюда, как можно быстрее достичь границы Империи и передать русалку Адаму — а там оба пусть поступают как знают.
========== Десятая волна ==========
Алана не понимала, что случилось.
Точнее, она совершенно не понимала, как получилось так, что Тики в мгновение ока стал ненавидеть её. Конечно, вряд ли он ненавидел её, но именно на это всё и было похоже для не слишком разбирающейся в человеческой психологии девушки.
Потому что да, она проторчала все эти четыре века в бухте.
Да, не могла довериться людям.
Да, она была полнейшей идиоткой.