Жемчужный узел

Магия рассыпалась, разлетелась, хрупкая, словно стекло. Лизавета широко распахнула глаза, замычала в настойчивые, твёрдые губы. Они послушались, отстранились — но было слишком поздно. На них смотрел весь зал, включая сплетниц Соловьёвых и поражённую, впервые за весь вечер показавшую хоть какие-то чувства Софью Смирнову. Хотя теперь-то у неё была другая фамилия.

Лизавета поняла, что пытается убежать в дурацкие мысли от жестокой реальности. Только что Яр разрушил её репутацию, и без того пошатнувшуюся в свете последних событий. Он превратил её… у Лизаветы даже слов не было. А вот у купцов и их детей, беззастенчиво уставившихся на неё, слова точно были. Она по глазам видела, как яркие эпитеты промелькнули в их мыслях, живо представила, с каким удовольствием они будут уже этим вечером обмениваться грязной сплетней о дочери Баулина.

— О, Отец! — выдохнула Лизавета, обретая дар речи.

С ним вернулась и способность двигаться, которой Лизавета тут же воспользовалась. Подхватив юбки, она кинулась прочь из залы, даже не глядя в сторону Яра. Хлопая дверцей кареты и приказывая гнать во весь опор, Лизавета не сомневалась — он найдёт способ избавиться от пристального внимания и появиться там, где она будет его ждать.

Лизавета ворвалась в спальню и захлопнула дверь с таким грохотом, что он эхом отдался в пустом коридоре. Из смежной комнаты тут же появилась Настасья, одновременно взволнованная и заспанная:

— Что случилось, господарыня? Вы в порядке?

Вместо ответа из горла Лизаветы вырвался то ли стон, то ли вымученный вдох. Закрыв лицо ладонями, она упала на пол, на мягкий ковёр. Но не расплакалась — нет, ей было не грустно, а зло. Жар стыда и раздражения поднимался от сердца выше, заливал щёки алым, прорезал лоб глубокими морщинами хмурости. «Зачем?!» — хотелось спросить ей, глядя в глаза Яру.

— Господарыня?.. — голос Настасьи зазвучал тише, осторожнее.

Лизавета почувствовала, как служанка коснулась её плеча самыми кончиками пальцев, и на мгновение прикрыла глаза, поддаваясь жалости к себе. Но когда Лизавета отвела руки от лица, она выглядела совершенно спокойной, словно и не стояла сейчас на коленях.

— Всё хорошо, — проговорила она. — Не поможешь подняться?

Опершись о ладонь Настасьи, Лизавета встала, распрямилась. Краем глаза заметила движение в ванной комнате, будто чья-то тень скользнула мимо двери, и кивнула самой себе. Как бы ей ни хотелось свернуться клубочком на кровати и выслушивать от Настасьи слова утешения, от служанки нужно было избавиться.

— Спасибо. Дальше я справлюсь сама.

— Вы уверены? — та поглядела с сомнением.

— Вполне, — Лизавета старалась звучать уверенно, как мачеха: когда та говорила подобным тоном, никто не отваживался с ней спорить.

Настасья тоже не отважилась. Закусив губу и помедлив, она всё же кивнула.

— Как скажете, господарыня, — и выскользнула обратно в свою комнату.

«Будет ли она подслушивать?» — подумала Лизавета, и поймала себя на том, что её впервые взволновал этот вопрос. До сих пор в её спальне не происходило вещей, ради которых стоило прижиматься ухом к закрытой двери. Хорошо, что звуки из ванной Настасье всё равно будет не разобрать.

Яр ждал именно там, сидя на краю металлической ванны с непроницаемым выражением лица. Когда Лизавета переступила порог, он поднял голову — и от его спокойного взгляда возмущённый окрик застрял у неё в горле.

Лизавета вдруг почувствовала себя потерянно и зябко. Невольно, в защитном жесте она обняла себя за открытые плечи и удивилась, какой холодной оказалась кожа. Погружённая в мысли, она умудрилась не заметить обыденных неудобств. А вот Яр заметил её движение и правильно прочёл его смысл: единым плавным движением он оттолкнулся от ванны и скользнул к Лизавете, стягивая с себя кафтан.

— Держи.

Она посмотрела на кафтан долгим взглядом, разрываясь между желаниями отказаться, гордо вскинув подбородок, и закутаться в ткань поплотнее. Практичность выиграла: буркнув что-то, отдалённо напоминавшее благодарность, Лизавета набросила кафтан на плечи, усилием воли сдержав блаженную улыбку и не зарывшись носом в приятно пахнувший воротник. От этого запаха засосало под ложечкой: соль и предвкушение надвигающейся грозы — как в тот день, когда она впервые увидела море.

— Не за что, — хмыкнул Яр, и Лизавете захотелось его ударить.

Но она была взрослой, разумной девушкой, а потому только спросила, глянув исподлобья:

— Ну, и зачем?

— Чтобы тебе было теплее.

Желание ударить нарастало.

— Не прикидывайся. Я спрашивала не об этом.

Яр отступил. Лизавета внутренне сжалась под его долгим, задумчивым взглядом, однако тот был направлен не на неё — Яр будто смотрел вглубь себя.

— Допустим, мне захотелось.

— Захотелось чего? Испортить мою репутацию?

— Поцеловать тебя.

Лизавета ненавидела, когда он отвечал односложно, без привычной язвительности. На насмешки отвечать было легко и безопасно, на это же… Лизавета не знала, что и делать.

— И как, понравилось?

— Не очень. Ты меня чуть не укусила.