Она могла бы возмутиться, но её праведный гнев был бы ложью. Лизавета действительно позвала Яра, понимая, что он не сможет ей отказать. Не из-за мнимой любви к ней, но из любви истинной — к своему дому, к Нави и, в конце концов, к Ладу. Сколько бы они ни пререкались, а всё же были друзьями.
— Так ты поможешь мне?
Яр расплылся в улыбке.
— Конечно. Нужно всего-то обмануть весь этот город!
Его веселье было очевидно наигранным. Лизавета готова была поставить на то, что на самом деле Яр обеспокоен происходящим — в конце концов, именно этого он пытался избежать, когда угрожал её жизни. Забавно, но если бы он не стремился так отчаянно защитить Навь от Лизаветы, ничего этого могло бы и не случиться.
— Ты уже что-то придумал?
— Да так, есть намётки. Скажи, ты научилась врать получше, чем при нашем знакомстве?
Яр хотел, чтобы она притворилась нормальной — в том смысле, который в это слово вкладывал ей отец, а вместе с ним и мачехой. Она должна была сознаться, что и впрямь была очарована нечистью, но теперь морок спал — то ли по прошествии времени, то ли из-за большого расстояния. Нужно было притвориться, что Лизавета ненавидит водяных, мавок, а уж морских княжичей и подавно, и потому хочет поскорее о них забыть.
— Представь, что убить тебя пытался не только я, но и вся наша братия, — посоветовал Яр и довольно хмыкнул, когда Лизавета пронзила его взглядом. — Да, вот так и смотри при каждом упоминании озёра или реки. У тебя отлично получается.
— Спасибо на добром слове, конечно, — голос Лизаветы сочился ядом. — Но что дальше? Пока твой план выглядит так, будто ты пытаешься от меня избавиться, а не вытащить отсюда.
— Терпение, Лиза, терпение. У нас ещё есть несколько дней, чтобы всё устроить. Владения Лада не так уж и велики: если переместиться на самую границу, потребуется от силы полдня пути, чтобы до него добраться. А значит…
— У нас есть шесть дней.
— Мир за столько строился! Уж нам с тобой точно хватит.
Лизавета не стала его поправлять, хотя для сотворения мира и потребовалось на сутки больше.
Яр был её единственным шансом, так что Лизавета постаралась сделать всё в точности, как он сказал. На следующее же утро она призвала Настасью в свои покои и встретила её радушной улыбкой.
— Сегодня намечается чудесный день, тебе не кажется?
Настасья поглядела на неё с сомнением. Только вчера госпожа вела себя странно: металась из стороны в сторону, словно загнанный зверь, и требовала то не отходить от неё, то оставить одну до самого конца дня. Бедная служанка не могла и предположить, что горячая ванна с заморскими солями способна так благотворно повлиять на кого-то, о чём не преминула упомянуть, заплетая волосы Лизаветы в длинные косы.
— О, ты даже не представляешь, как она мне помогла! — Лизавета рассмеялась практически искренне. — Я поразмыслила о том и о сём, и знаешь… все были правы, говоря, что я была сама не своя.
— Вот как? — Настасья не спешила радоваться, явно памятуя о недавней переменчивости своей госпожи.
— Наверное, отец был прав, и я была очарована кем-то. Но эту магию как водой смыло, веришь? Я не могу даже представить, как могла желать вернуться на озеро, в ту деревню! Где я, а где деревня, в самом-то деле!
В отражении Лизавета видела, как уголок губ Настасьи приподнялся в осторожной улыбке. Лизавета и впрямь становилась похожей на себя прежнюю — сыграть прошлые манеры и старые привычки оказалось не так-то сложно. Только неприятно: ей не нравилось возвращаться в прежнюю, давно сброшенную и забытую шкуру. Ей не нравилась Лизавета из прошлого.
— Как думаешь, мне позволят сегодня позавтракать с мачехой? Жалко, конечно, что отец в отъезде — думаю, он был бы счастлив, что я вернулась! Может быть, не пришлось бы никуда уезжать…
— Может быть, государыня, — согласилась Настасья, укладывая косы в замысловатую причёску и украшая её блестящими шпильками. — Что скажете?
— Волшебно! — мастерство служанки и впрямь заслуживало такого восторга. — Хотя, наверное, мне не стоит больше употреблять это слово, чтобы никого не тревожить.
Лизавета хитро улыбнулась Настасье, и сомнения той дал трещину. Девушка коротко рассмеялась, как прежде, когда они могли доверить друг другу любую тайну и чувствовали себя большими подружками, чем Лизавета с теми же сёстрами Соловьёвыми. Теперь она довольно улыбалась, глядя на смягчившуюся Настасью, и старалась не обращать внимания на вину, которую чувствовала из-за этого маленького обмана.
— Пойду, обрадую вашу мачеху, — Настасья шагнула в сторону выхода из спальни. — Она очень за вас волновалась!
Пожалуй, это было возможно. Лизавета вспомнила, как мачеха вступалась за неё, когда отец рассказывал о водяных и только собирался увести дочь из дома. Как бы всё изменилось, если бы тогда она сумела убедить Лизавету?