— Ты не знаешь, что случилось с барышней Смирновой? — спросила она у Маши, всегда готовой посплетничать.
— Да ничего не случилось, — та, однако же, пожала плечами. — Замуж вышла, правда, ребёночка под сердцем пока не носит. Говорят, в семье боятся, что она так и не забеременеет — сама понимаешь, так себе тогда брак получается…
Сердце Лизаветы ёкнуло: а ведь именного этого Софья и боялась! Страшно было подумать о том, что сама Лизавета такой судьбы в прошлом желала.
Сейчас она жалела девушку, которой не удалось избежать навязанной родными участи. Думала и о себе: ведь её тоже ждало подобное, до сих пор. Отец говорил, ничто не мешает ей выйти замуж — подумаешь, вдовство. Лизавета так и не сказала ему, что мысль о замужестве заставляет её сердце биться чаще, но уже не от восторга, а от ужаса. Познав свободу, страшно было по своей воле шагать в золотую клетку.
— Милостивая господарыня, кажется, я не имел чести быть вам представленным.
Лизавета с трудом удержалась от того, чтобы состроить недовольную гримасу: опять кто-то хочет её очаровать! Сцепив зубы, она выдавила вежливую улыбку и повернулась к незнакомцу, снова готовая врать или деликатно отказывать. Но потеряла дар речи, обнаружив перед собой Яра.
— Прошу прощения! — он повернулся к кому-то, неудачно проходившему мимо. — Вы нас не представите?
Несчастным оказался Иван Говорин. Вот уж кто не умел скрывать свои эмоции: он так и изменился в лице, заметив, как заворожённо Лизавета смотрит на Яра. Но отказать в просьбе не смог — правила этикета вынудили его процедить:
— Да, конечно. Господарыня Баулина, позвольте познакомить вас с… — тут он поперхнулся, словно не хотел продолжать, — с бароном Черкасовым, Ярославом Дмитриевичем. Ярослав Дмитриевич, рад представить вас господарыне Лизавете Микулишне Баулиной.
— Благодарю вас, — Яр кивнул и повернулся к Лизавете, ясно показывая, что в услугах кого-то третьего они больше не нуждаются.
Лизавета была готова поклясться, что слышала, как Говорин скрипнул зубами, удаляясь куда-то в сторону стола с напитками. Да, ей точно нужно было уйти отсюда до того, как подойдёт очередь с ним танцевать.
— Значит, барон Черкасов?
— Незнакомого купца твоя маменька вряд ли бы пригласила, а вот барона…
— Мачеха, — не задумываясь, поправила Лизавета. — А хорошо с бароном придумано. Никто не удивится, с чего это я так мило с тобой беседую.
— Всё ради вас, господарыня Баулина, — Яр хмыкнул. —
— Скажи ещё, что если бы я представилась тебе истинным именем, ты бы этим не воспользовался.
Яр склонил голову, признавая поражения: воспользовался бы, конечно. Возможно, тогда эта история закончилась бы в два раза быстрее — и куда более болезненно для Лизаветы.
— Рассказывай лучше, что придумал. Зачем этот фарс с балом?
— Увидишь. Но сначала добавь-ка меня в свою бальную книжку.
Она закатила глаза: только этого не хватало. И, пускай Лизавета и пыталась убедить себя в том, что просто не желает тратить время на чепуху, на самом деле причина её возмущения была в ином. Она понимала, что танец с Яром пробудит воспоминания, которые она предпочла бы похоронить.
— У меня свободен ближайший вальс.
— Чудно. Вальс подойдёт, — он протянул руку, вынуждая её подать свою в ответ. Касание губ даже сквозь ткань перчатки показалось слишком горячим. — Увидимся на паркете, господарыня.
Ох, Лизавета уже предчувствовала, что этот танец ей не понравится. И отчасти была права. Когда спустя два танца Яр вновь появился рядом с ней, у неё в груди что-то болезненно сжалось. Она чувствовала эту боль, пока они шли мимо готовящихся к танцу пар, пока вставали в необходимую позу. Когда заиграла музыка, боль слегка притупилась, уступая место другим чувствам: теплу чужой ладони на спине, аромату дорогого мужского шампуня, волнам уверенности, которые всегда ощущаешь рядом с опытным партнёром.
Яр танцевал прекрасно — лучше, чем любой в этом зале. Хуже всего было то, что он прекрасно это осознавал: краем глаза Лизавета видела самодовольную улыбку, гулявшую на его губах. И ненавидела себя за то, какие мысли пробуждала в ней эта улыбка.
— О чём ты думаешь с таким выражением лица? — конечно, даже в быстром вальсе Яр умудрялся как-то говорить.
— Не ваше дело, барон, — только и смогла фыркнуть Лизавета.
Грудь её тяжело вздымалась, дыхание едва не сбивалось, голова слегка кружилась от мелькавших мимо пар — струящиеся ткани платьев мгновенно сменялись прямыми мужскими спинами, затянутыми в чёрные кафтаны. Единственным постоянным в этом переменчивом мире оставался Яр, и в конце концов Лизавета сдалась, посмотрела на него уже прямо. И утонула в его нечеловеческих глазах.