Жена Пилата, или Тайна прокуратора

— Что-то в этом роде. Конечно, — попыталась я убедить его и себя, — это болезнь навевает ему такие фантазии.

— Это не фантазии. На господина Германика действительно навели порчу.

Я остолбенела:

— Вы знаете?

— Об этом шептались не одну неделю. Сейчас говорят в открытую. 99

— Если это так, вы можете нам помочь? — Я посмотрела на стенку за его спиной, на полки, с пола до потолка уставленные бутылочками и банками.

— Я дам вам снадобье, возможно, оно немного успокоит его, может быть, растолченный мак в меде.

— Я знаю, как велики ваши возможности. Пожалуйста, все, что угодно, — умоляла я.

— Его судьба в руках богини.

— Ведь должно же быть что-то... — Я искала на лице мистагога хоть малейший обнадеживающий знак.

Он на какое-то время задумался.

— Похоже, богиня благосклонна к вам, несмотря на ваше пренебрежение ею.

Я покраснела.

— Да, мне нужно было прийти еще несколько недель назад, но ваше заклинание...

Мистагог рассматривал меня. Казалось, он прикидывает стоимость моего наряда, драгоценностей.

— ...явно подействовало, — опять закончил он фразу.

— О да! Очень подействовало. Вы не представляете, как я вам благодарна. Ваше заклинание — благоволение богини — изменило мою жизнь, изменило ее коренным образом. Я была так занята. Училась быть женой, на это уходило все время.

— Но это еще не все...

Я опустила голову, почувствовав вину.

— Мой муж не имеет представления об Исиде. Ему непонятно, чего я ищу вне нашего дома. Я люблю мужа, хочу угодить ему во всем. — Я заставила себя посмотреть в глаза мистагога. — Ведь любовь — это все, не так ли?

— Многие так думают какое-то время.

— Для нас это навсегда, — уверила я его.

— Хорошо. Но давайте поговорим о господине Германике. Вы хотите получить средство от его болезни? Сдается мне, вы можете доказать свою искренность богине подарком.

— Подарком? Конечно. Что я должна сделать?

— Воздержание — обычная плата для женщины за прошение.

Я почувствовала, как краснею.

— Мы женаты всего несколько недель... Воздержание... на какое время?

Мистагог улыбнулся:

— Только на период болезни господина Германика.

— Только! Кто знает, сколько она продлится.

— Вы говорите, ваш дядя очень болен... может быть, умирает?

—Да, — прошептала я. — Вы правы, это —небольшая цена. А как насчет Пилата?

* * *

Мы с Агриппиной позаботились о том, чтобы каждая комната была тщательно вымыта. Потом мы всюду расставили вазы с цветами. Сильный, но приятный аромат благовоний, данных мистагогом, наполнял весь дом, и все же Германик продолжал твердить о витающем в доме запахе смерти.

Я старалась не придавать значения его жалобам, но по прошествии нескольких дней, несмотря на приносимые каждое утро цветы и благовония, появился странный, непонятный запах. Он был сладковатый, но постепенно становился все более неприятным. Я не решалась сказать об этом Агриппине — она и так казалась ужасно напуганной. И вот однажды утром она сама заговорила:

— Уже несколько дней я чувствую плохой запах, да только мне не хочется верить.

— Должна быть какая-то естественная причина, — сказала я.

— Ну конечно, — согласилась со мной Агриппина.

Но какая?

— У меня опускаются руки, — призналась я маме в тот день, когда мы сидели на балконе и пили охлажденный виноградный сок. — Ничто не помогает. Меня охватывает страх, и я не могу говорить с Пилатом. Он отдалился от меня.

— Отдалился? — нахмурилась она. — Но почему? Он, наверное, переживает из-за Германика?

— Очень переживает. Германик — его друг и покровитель. Просто... — Я запнулась. Зачем упоминать о моем сговоре с Исидой? Все равно мама никогда не поймет этого, но, может быть... Я глубоко вздохнула. — Знаю, как ты относишься к Агриппине, но если бы ты ее видела... Она обожает Германика, а сейчас он... умирает на ее глазах.

Мама сжала губы.

— Не втягивай меня в это дело, Клавдия. Агриппина любит делать все по-своему.

— Она изменилась сейчас. Ты не узнаешь ее. А если бы такое случилось с папой? Неужели перед лицом этой ужасной трагедии нельзя забыть прежние разногласия?

Мама опустила глаза, будто рассматривала свой бокал.

— Можно, конечно, можно, — сказала она наконец.

Мы снова заставили рабов провести уборку дома. На этот раз мама заметила, что в спальне Германика неплотно прилегала одна из плит в полу. Приподняв ее, она обнаружила разлагавшийся труп младенца.

— Кошмар! — закричала она.

Рабы с испугом попятились назад. Собравшись с духом, мама достала тело и передала его одному из рабов:

— Сожгите это несчастное создание, сожгите немедленно где-нибудь за домом. А потом обыщите каждую комнату.

Тут же стали попадаться и другие омерзительные предметы под половыми плитами или в углублениях за гобеленами. Я сама нашла мертвую черную кошку с рудиментарными крыльями на спине. Потом обнаружился шнур со свинцовой табличкой, где было нацарапано имя Германика. Меня потрясли эти страшные находки.

Я прибежала к Германику и взяла его за руку.

— Мы обыскали весь дом, — заверила я его. — Ты был прав. Мы выкинули и сожгли всю эту гадость. Больше ничего не осталось, и запах исчезнет.