Жена винодела

Лив заскользила глазами по датам и событиям, мысленно переводя прочитанное с французского. На нее произвел сильное впечатление тот факт, что ресторанчик существует с 1888 года. Первый владелец, Жиль Мулен, передал заведение сыну Пьеру. Тот детей не имел, поэтому после его смерти в 1936 году оно перешло к старшему сыну его сестры, Эдуару Тьерри.

Лив, оторвавшись от меню, посмотрела в ту сторону, куда ушла бабушка. Тьерри – это ведь ее фамилия и девичья фамилия самой Лив. Бабушка не появлялась, и Лив, сгорая от любопытства, стала читать дальше. Наверняка бабушка не просто так выбрала ресторан, принадлежавший раньше человеку с такой же фамилией. Это не может быть чистым совпадением.

Летом 1940 года Шампань оккупировали немцы. Вскоре после этого Эдуар и его жена стали активными участниками Французского Сопротивления. Они поддерживали местную сеть, помогали сорвать планы нацистов по передвижению войск в Марне и соседних департаментах, и им удалось снабдить армию союзников информацией, которая сыграла ключевую роль в решающем сражении. В конце войны Эдуар и его жена покинули Реймс, оставив брассери младшему брату Эдуара Гийому, который в 1950 году продал ее молодому ветерану Второй мировой войны Юмберу Буше. Сегодня ею владеет внук Юмбера, Эдуар Буше, названный в честь прежнего владельца, который проявил необычайное мужество перед лицом нацистской оккупации.

Когда Лив вновь оторвалась от листка, бабушка Эдит уже брела к столику, шаркая ногами и озираясь по сторонам так, как будто увидела привидение.

– Ты выбрала, что будешь есть? – спросила она, не без труда опустившись на стул. Подошел официант с двумя бокалами шампанского, и бабушка Эдит, подняв бокал, чокнулась с Лив и сделала глоток.

– Взять, что ли, салат нисуаз, – задумчиво произнесла она. – Или, может быть, омлет?

– А мы родственники тем Тьерри, которые раньше владели этим местом? – вместо ответа спросила Лив.

Бабушка поставила свой бокал и приложила трясущуюся руку ко лбу.

– Pardon?

– Здесь, – Лив подняла меню и указала на текст на обороте, – сказано, что во время Второй мировой войны этой брассери владел Эдуар Тьерри.

Бабушка Эдит взглянула на меню, и на мгновение ее лицо словно бы оттаяло, в нем проступила живость – и скорбь.

– Ну да, – прошептала она, – Эдуар.

– Бабушка Эдит, это был твой муж? – Лив знала только, что ее собственный отец никогда не видел своего отца. Бабушка Эдит никогда о нем не говорила. – И ты тоже участвовала в Сопротивлении, как Эдуар? И именно поэтому никогда не рассказывала мне о Реймсе и о том, что тебя с ним связывает?

Бабушка Эдит взглянула на Лив.

– Здесь это сказано? Что Эдуар участвовал в Сопротивлении?

– Да, но ты не ответила на мой…

– Боже мой, – пробормотала бабушка Эдит. – Если бы он был жив и увидел, что его тайна напечатана в меню его собственной брассери, как… – Она осеклась, а Лив с любопытством подалась вперед.

Но тут подошел официант.

– Bonjour, mesdames, avez-vous fait votre choix?[17] – спросил он, совершенно не считаясь с моментом. На лице бабушки Эдит появилось смущенное выражение, затем она нахмурилась и показала на свой бокал с шампанским.

– Je ne veux pas de cette coupe de champagne. Je veux un martini. Du Gordon’s, s’il vous plaît, avec une olive[18].

Официант взглянул на Лив, затем кивнул, забрал шампанское и умчался в бар.

– Так что? – спросила Лив.

– Это место связано с жизнью многих людей, – сказала бабушка Эдит после долгой паузы. – Людей, которые спаслись. И тех, кто погиб.

– Ты имеешь в виду Эдуара? Но он умер уже после войны?

Вновь явился официант, бесшумно поставил на стол мартини с одной зеленой оливкой на шпажке и заторопился прочь. Бабушка сделала маленький глоток.

– Война была давным-давно, Оливия. И каждый из нас сделал свой выбор.

– Бабушка Эдит, пожалуйста! О чем ты?

– Я – я хочу тебе рассказать. Но, понимаешь, это очень тяжело.

– О чем рассказать? Ты ведь привела меня сюда ради этого? Ты была здесь во время Второй мировой войны?

Бабушка молча выловила оливку и отправила себе в рот, после чего одним долгим глотком допила остатки мартини. Затем раскрыла сумочку, достала оттуда пару двадцатиевровых купюр и положила на стол.