Жених по объявлению

— Кто не выучил стихотворение, поднимите руку, — сказала Зусия Юсуповна и провела по рядам, как прожектором, своими зрачками. Никто не поднял руки. «Неужели я один не выучил? — пронеслось в моей голове, ставшей вдруг горячей. — Если подниму, надо что-то придумать. Васька Хорек не поднимает, знаю, он тоже не выучил. Или поднять, признаться?» Мои сомнения разгадала Зусия Юсуповна.

— Орлов, выучил?

— Да… нет… не совсем… горло… кхе, кхе, простудил. Болел. Завтра…

— Понятно. Завтра исправишь свою двойку. — И к Ваське: — А ты, Хорьков, выучил?

— Выучил, — твердо заявил Васька. — Только…

Не дождавшись расшифровки слова «только», Зусия Юсуповна повелела:

— К доске!

Прозвучало это как окончание в приговоре: «Расстрелять!»

Да и Ваське казалось, что лучше бы уже сразу расстреляли, чем такие пытки. Он долго мычал, заикался, сбивался, начинал сначала.

Вердикт: «Двойка с плюсом!» — не утешил Ваську, но избавил от дальнейшего позора. Я радовался, что не у одного меня двойка, можно теперь и дома, если вдруг спросят, сказать, что училка придирается, что и Ваське двойку влепила.

Дома меня никто не спросил, и придуманный ответ не пригодился. Вечер после речки я целиком посвятил зубрежке стишка. Запоминалось лучше, когда я крепко закрывал глаза. Чем крепче, тем лучше.

— Ты чего как филин на суку? — поинтересовался отец, не разгадав моей методики заучивания стихотворения. — И в школе будешь так рассказывать, как слепой без поводыря? «Ласточка весною в сени к нам летит». Хорошие слова, только к нам в сени ласточки не прилетят.

— Почему? — удивилась словам отца мама, они даже обидными ей показались.

— Потому что ласточки любят тишину. У нас постоянно что-то стреляет и взрывается. Нас и медведи стороной обходят, от беды подальше.

— «Травка зеленеет, солнышко блестит…» — замычал я дальше, не желая выслушивать несправедливые упреки отца.

Стихотворение заучилось так быстро, что у меня осталась уйма свободного времени. Я решил задачку. Тоже свободно. Задание по рисованию: топор и лопата. В мгновение ока весь лист бумаги я заполнил топорами и лопатами. От нечего делать нарисовал и чурку с воткнутым в нее топором, немножко подумал и воткнул в нее еще пару топоров.

— О чем задумался? — спросил меня отец в то время, когда я придумывал подвох лупоглазой. Мысль моя была такой: я передам коробку Ваське Хорьку, а он — ей. Она же его не называет дураком. — В школу только не носи гранаты. Останутся неучами твои друзья, да и хорошие дети тоже, когда сгорит школа.

— С чего это она сгорит? — спросила мама. — Стоит уже сто лет, и сгорит.

— Стояла сто лет потому, что там учились хорошие ученики. Они приходили учиться, а не хулиганить.

— А, — махнула рукой мама, — всегда мальчишки были непоседами! Если какой сидит, как старичок, то это уже не мальчишка. Что-то у него не так.

— Вот из таких как раз и получаются хорошие люди. Вон наш булгактер, я с ним в одном классе сидел, мухи не обидит. Вот он и человек! А те, на ком штаны горели, все как я, а то и хуже, по тюрьмам скитаются.

— Избави, Бог, от такого! — с испугом сказала мама. — Тюрьмы нам ни к чему. Будет летчиком.

— Налетчиком, — поправил ее отец.

Чтобы сделать приятное маме, я записался в школьную библиотеку и взял книгу про летчика Водопьянова. Читал, вдумываясь, пытаясь понять, чем же хорошо быть летчиком. Не понял. Вот если стрелять из пушки! Ка-ак дал! Танк пополам! А тут же сел, взлетел и болтайся в небе мухой. «Надо про артиллеристов взять книгу», — было мое окончательное решение.

Про артиллеристов книги в библиотеке не нашлось. Взял про танкиста, который четыре раза горел в танке. Это я потом уже узнал.

И геройские ребята в этой книге, и здорово воюют, а мне не верится. Неверие занозой застряло — и хоть караул кричи. У отца спросить? Он, правда, в пехоте был, но, может быть, что-то и про танкистов знает? Не верилось мне, что танки горят! Как может гореть железо?! Чугунок, сковорода на огне не горят, а танк почему-то должен гореть? Да как его спрашивать? Ответит как-нибудь, что все смеяться будут. Спрошу Ваську.

— Там железо совсем другое, — ответил, немного подумав, Васька. — Оно горючее.

— Чугунок же не горит? — пытал я друга.

— Если его прострелить снарядом, он тоже загорится, — защищался Васька, но уверенности в его словах не слышалось.

— Давай попробуем пробьем сковороду?! — предложил я проверить его слова на деле.

Сковороду со щербиной нашли в курятнике у Васьки дома. Из нее воду пили куры. И ружье с пулей взяли у Васьки. Стрелял тоже Васька. Попал. Сковорода развалилась на куски, но не загорелась, даже не нагрелась нисколько.

— Там железо другое. Горючее. — С большей долей уверенности заявил Васька.

— Зачем такое железо на танках, если оно горит? — не сдавался и я.

— Оно легче, — нашел ответ Васька, и я в это поверил.

— У папки портсигар из такого железа, — припомнил я. — Он совсем легкий.

— Неси, проверим, — распорядился Васька.