Женщина-кошка

Га Шо был очень беден, однако это не помешало ему завести кошку. Это было очаровательное создание, У нее был короткий, обрезанный хвост (так уж было принято в то время и в той стране), светло-голубые глаза и черные лапы. Может быть, она не была так же хороша, как Прекрасный Цветок, но манеры у нее были куда лучше. Самым примечательным в этой кошке был ее цвет, рыжий, почти красный, – цвет залитой кровью бронзы. Суеверные люди полагали, что такие красные кошки наделены особой, магической силой. Таких кошек называли Кинква Нэко, что значило Золотой цветок, но Га Шо, хотя и был очень сентиментальным, особенно если дело касалось женщин, не был по-настоящему суеверным. Он называл свою кошку Острые Ушки.

Красная кошка спала с Га Шо в одной постели и согревала его по ночам, а утром будила, ласково тыкаясь ему носом в щеку. Когда поэт ел, он всегда оставлял кусочек рыбы для своей кошечки. Если у него не хватало денег на еду или если он просто забывал поесть, Острые Ушки легко и бесшумно, как утренний ветерок, выскальзывала из их маленькой комнатки и бежала в городской порт. Примерно через час она возвращалась с рыбкой или креветкой в зубах и клала свою добычу на деревянную подушку Га Шо. Кошка никогда не приступала к еде, пока не заканчивал есть ее хозяин, а он, в благодарность, всегда оставлял ей самые вкусные кусочки, особенно красная кошка любила рыбьи глаза.

Одним из тех немногих людей, с которыми Га Шо имел какие-то денежные дела, был чернильщик, его магазин располагался недалеко от тесного жилища поэта. Чернильщик сам был бедняком, но собственная бедность не сделала его ни снисходительным, ни терпеливым по отношению к тем людям, которые были ему должны. Мало того, он обманывал тех, кто был беднее его, и трепетал перед теми, чье богатство превосходило его скудные сбережения. Он был просто мелким подлецом, но с одним человеком вел себя как настоящий тиран. Это была его падчерица Укон. Он женился на ее матери, полагая, что у той скоплено небольшое состояние. Когда же выяснилось, что денег нет, он избил ее до смерти (по крайней мере, так говорили в этом районе города, где слухи распространялись мгновенно, так же как разрушительные пожары, часто вспыхивавшие здесь в зимние месяцы). А еще о матери Укон поговаривали, что она была колдуньей и умела превращаться в лису. Ее муж тоже верил в это и в течение нескольких недель после ее смерти держал под кроватью дубину на случай, если дух умершей захочет отомстить и явится ему однажды ночью.

То ли она не была колдуньей, то ли, не без основания, боялась за судьбу своей дочери, но призрак так ни разу и не появился. Укон осталась одна, предоставленная своей судьбе и воле отчима. Соседи слышали по ночам ее жалобные крики: отчим с самого детства жестоко бил ее. Все знали об этом (стены из бамбука и рисовой бумаги плохо хранят такие тайны), но никто даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь несчастному ребенку. Как воспитывать дочь, а равно и падчерицу, – это дело отца, и никто не должен в него вмешиваться. Чернильщик целыми сутками пил с клиентами и кредиторами, а потому вся тяжесть его непростой работы ложилась на плечи падчерицы.

Укон следила за маленькой печкой, в которой всю осень и зиму горела красная сосновая древесина и смола. Укон доставала из печки сажу и ссыпала ее в глиняную миску. В сажу нужно было добавлять рыбий клей. Его она тоже делала сама: собирала в порту рыбьи кости, а затем варила их на другой печке. Варево пахло просто отвратительно. Чтобы немножко перебить этот запах, Укон бросала в огонь пионы и цветы сливы, а иногда, если хватало денег, сандаловое дерево. Она смешивала сажу и рыбий клей на большой деревянной доске и растирала получившуюся вязкую пасту до тех пор, пока она не становилась такой же мягкой, как сладкие рисовые лепешки. Затем Укон раскладывала ее по деревянным формочкам – квадратным, круглым и прямоугольным. Однако чернила нельзя было оставлять в этих формочках, иначе они растрескаются, когда будут высыхать. Укон аккуратно вынимала чернила из формочек и перекладывала в большую деревянную коробку, наполненную сырым древесным углем. Здесь чернила сохли очень медленно, в течение многих дней и даже недель. При этом нужно было регулярно менять высыхающий уголь. Когда чернила высыхали, можно было завернуть их в рисовую бумагу и вынести в сарай на заднем дворе дома, в котором они жили. Здесь чернила должны были пролежать не меньше месяца, только после этого Укон наносила на них фирменный знак своего отчима, заворачивала в тонкую бумагу и аккуратно складывала их на полки в магазине. Чернила так въелись в ее руки, что уже невозможно было их отмыть. Точно так же нельзя был ничем вывести отвратительный запах рыбьих костей, которым пропахла не только ее одежда, но и кожа. Вечно пьяный отчим никогда не помогал ей в работе, а только дразнил.

– На такой уродине никто никогда не женится, – сказал он однажды, с отвращением глядя на ее черные руки. – Еще хорошо, если ты не распугаешь всех наших покупателей.