Женщина, которая жила у моря

– Руджеро, мне жаль, поверь, очень жаль, что мы бросили вас в такой ситуации. Ты должен понять мою жену. Она хотела пойти к вам, но не смогла. Не все настолько сильны, чтобы зайти в дом, где только что побывала смерть. Многие бегут прочь, как от заразы. Иммаколата добрейшая женщина, но такая хрупкая.

Какое-то время оба молчали.

– А потом, когда она узнала о самоубийстве… Это ведь смертный грех, и она испугалась. Антонино совсем запудрил ей мозги. Но, возможно, в этом есть и моя вина.

Коррадо поднялся, чтобы оплатить счет, Руджеро последовал за ним. Прежде чем распрощаться, они крепко обнялись на пороге ресторана.

9

Преклонив колени на скамье в темном углу церкви Благовещения, Джустина поставила свечу Богоматери и попросила ее о милости. Она рассказала Деве Марии о своих страданиях, словно та действительно могла чем-то помочь, хотя на самом деле Джустина и сама в это не верила. В ее семье чудес не случалось, а вот горя хоть отбавляй. Отца убили гарибальдийцы, сама она овдовела через пять лет после свадьбы, и Господь не дал ей детей в утешение. Но что толку оплакивать прошлое. Сейчас горестей тоже хватает, и надо как-то с ними справляться. Больше всего Джустину беспокоила судьба внучатой племянницы. Костанца таяла день ото дня, ее движения, и без того не слишком изящные, стали совсем резкими. Во что она превратилась! Кармелина рассказала Джустине, что по городу ходят какие-то слухи, но какие именно, умолчала. Люди всегда злословят. Если так пойдет и дальше, девочка останется старой девой, просидит всю жизнь, закрывшись в этом мрачном доме, или, чего доброго, попадет в дом умалишенных. Агата способна только плакать да причитать, а Руджеро, бедный мальчик, и так взвалил на себя слишком много ответственности. После смерти доктора прошел целый год, но для бедной Костанцы ничего не изменилось.

Внезапно Джустине стало ясно как день: Костанце нельзя оставаться в Мессине, ей нужно уехать туда, где ее никто не знает, и начать новую жизнь.

Джустина продолжала горячо молиться. И вдруг на нее будто снизошло озарение: она поняла, что надо делать. Позабыв о своих больных коленях, она резко поднялась, поспешно перекрестилась и быстро вышла из церкви.

* * *

В последнее время Костанца еще больше замкнулась в себе. Почти все время она проводила, запершись в своей комнате, под предлогом чтения книг или написания писем. Потом завела привычку бродить по городу в сопровождении Кармелины, которая еле за ней поспевала. Костанца брала с собой братишку, который вечно дулся и капризничал; кажется, он оставался единственным, к кому она проявляла какие-то нежные чувства. В тот день, чтобы порадовать мальчика, они решили прокатиться на трамвае до Торре-Фаро[17]. Костанца села, и Гульельмо тут же забрался ей на колени.

Сколько раз она вот так сидела у отца на коленях, вдыхая аромат табака, которым пропитались его рубашка, пиджак и даже лицо, пока он медленно перелистывал страницы детской книжки. Пять, десять, двадцать раз? Не сосчитать. Но теперь она готова отдать все, чтобы вспомнить каждый момент.

Впрочем, она ясно помнила то жаркое утро, когда он спустил ее на пол, потому что ему нужно было писать, а с ребенком на коленях, да еще в такой духоте, это невозможно.

– А что ты пишешь? – немного обиженно спросила Костанца.

Отец осторожно, стараясь не запачкать бумагу чернилами, отложил ручку с золотым пером, снял очки и, поглаживая ее по голове, рассказал, что пишет истории о прекрасной принцессе по имени Костанца, из которых потом составит целую книгу.

– Так это же я! – радостно воскликнула она.

– Нет, Коко. Эта смелая девушка жила давным-давно, просто ее звали так же, как тебя. По правде говоря, тебя назвали в ее честь. Ты даже немного похожа на нее. Костанца была норманнской принцессой[18], а норманны светловолосые и голубоглазые. Ты – потомок норманнов, как и твоя мама. А вот мы с Руджеро из другого народа. Кто знает, может, мы с ним арабы[19], – со смехом добавил Доменико.

Немного обеспокоенная, Костанца внимательно посмотрела на глаза и темные волосы отца. Ей стало страшно. Если ее отец принадлежит к другому, враждебному, народу, вдруг они с Руджеро бросят ее с мамой и уедут куда-нибудь? И Костанца горько заплакала. Отец часто вспоминал этот эпизод, каждый раз с удивлением спрашивая, почему она тогда плакала. А Костанца делала вид, будто все забыла, прекрасно осознавая, что все детство чувствовала себя обязанной соответствовать имени принцессы, которое она носила. Когда через много лет у Костанцы родилась дочь, она дала ей простое, ни с кем не связанное имя.

Трамвайный звонок возвестил об остановке, и Костанца вдруг заметила, что они проезжают мимо того самого дома, где она должна была жить с Альфонсо. Семья Орландо обещала подарить его сыну на свадьбу.