Темнело, маяк отбрасывал полосы света на воду и на Палаццату, прекрасную, как театр, освещенный огнями. Я уже и не помню, когда в последний раз видела отца.
Сегодня я почти не выходила из каюты. Мне не хотелось одеваться, и я просто лежала, глядя в потолок.
Меня мутило от качки. Наверное, я бледна, как мертвец. Папа решил навсегда остаться один. Разумеется, он попал в рай, ведь он был прекрасным человеком, но куда делись его надежды, его убеждения, мечты, чувства? Где все это теперь?
После обеда я на несколько минут поднялась на палубу. Облокотившись на железный парапет, я посмотрела на море, но не увидела его, погруженная в свои мысли. Несколько высоких волн качнули корабль, и мне пришлось схватиться за перила, чтобы не упасть. Море как будто хотело привлечь мое внимание.
Когда я была маленькой, море представлялось мне волшебной шкатулкой, из которой появлялись ракушки, рыбки, отполированные камешки и красивые стеклышки. Я радостно собирала все эти сокровища в ведерко. И даже когда я выросла, море завораживало меня. Сидя на балконе, я могла часами смотреть на него и гадать, что находится за этим огромным водным пространством, какие берега, какие страны. Даже полоска материковой Италии, которую можно было разглядеть, иногда казалась мне невероятно далекой. И тогда я осознавала, что мы живем на острове, на этом маленьком клочке земли, а большой мир, где вершатся великие дела, находится там, по ту сторону моря, которое и защищает, и ограничивает нас одновременно, точно мать, оберегающая своих детей.
И теперь, посреди этого бескрайнего моря, о котором я столько фантазировала, я поняла, насколько оно изменчиво. Вот налетает ветер, и грозные волны внезапно вздымаются ввысь, а потом вдруг снова тишь да гладь, как будто никакого шторма не было и в помине.
Разве в жизни не так же?
Просидев в каюте два дня, я поняла, что больше так продолжаться не может. Тошнота и тревожные мысли не дают мне покоя. Я уже знаю в этой каюте каждое пятнышко, каждый ржавый гвоздь. Я открыла дверь и, пошатываясь, сделала несколько шагов, надеясь глотнуть свежего воздуха.
– Вам нехорошо? – спросила молодая женщина из соседней каюты.
Я кое-как выдавила «нет».
– Меня зовут Наталия, приятно познакомиться, – с улыбкой представилась она и протянула мне руку. На ее безымянном пальце красовалось новенькое обручальное кольцо. – А вас как зовут?
– Костанца, – пробормотала я и быстро вернулась в каюту. – Меня зовут Костанца, – повторила я, закрыв за собой дверь.
Сегодня я все-таки решилась выйти из каюты и впервые пообедать в общем зале. Анна с сестрой пришли за мной и не пожелали слышать никаких отговорок. Так что я открыла им дверь. Анна была очень бледна, под глазами темные круги, голос слабый: очевидно, что она страдала от морской болезни. Когда корабль покачивало чуть сильнее, она шаталась и прикрывала глаза. Мария, крепкая румяная женщина, совсем не такая, как ее сестра.
Властным тоном, будто капитан корабля, она приказала мне встать, не обращая внимания на мои протесты. В отличие от Анны, Мария – простая расторопная деревенская женщина, напрочь лишенная изысканных манер. Она страшно раздражает меня. Надеюсь, я больше не увижу ее, когда сойду на берег. Пока я умывалась, сестры достали мои вещи, все еще лежавшие в чемодане, разгладили руками и повесили в шкаф. Анна выбрала для меня светло-серое платье, которое показалось ей подходящим для обеда, и помогла мне одеться. Затем они вытащили чулки и туфли и собрались надеть на меня, будто я неживая кукла, но я вырвала все это из их рук и оделась сама.
В коридоре и на лестнице у меня сильно кружилась голова. Анна продолжала что-то говорить, но из-за тошноты я ничего не слышала. Когда мы поднялись наверх, запах моря привел меня в чувство. Я глубоко вдохнула, позволяя этому воздуху проникнуть в каждую клеточку моего тела, и мне стало лучше.
Только теперь я поняла, что хотела сказать мне Анна. Она открыла сумочку и показала несколько карточек, на которых каллиграфическим почерком было выведено: «Штопка и мелкий ремонт одежды, Анна Сквиллаче» и номер каюты. С другой стороны был указан адрес ателье Сквиллаче на Малберри-стрит в Нью-Йорке. Она хотела, чтобы я раздала карточки дамам в первом классе.
Она уже думает о жизни в Нью-Йорке, я же была готова оставаться на этом корабле целую вечность и никогда не прибывать к месту назначения.
Утром меня разбудило хлопанье двери и чей-то смех в коридоре. Должно быть, это были новобрачные из соседней каюты.
Я вспомнила, как сама смеялась с Альфонсо. Над чем мы смеялись? Сейчас этот роман кажется мне таким далеким, а планы – туманными и наивными. Были бы мы с ним счастливы, если бы поженились?