Женщина, которая жила у моря

– Простите, маэстро, может, присядем на минутку? Долго нам еще идти?

– Нет-нет, мы почти у цели.

– Ладно. Ваш дядя был умным человеком, как хорошо, что он позволил вам переехать в Неаполь.

– Да, это правда. Но, возможно, так было лучше и для него. Не то чтобы он меня не любил, но у него были свои заботы. Он основал приют для девочек и не собирался на этом останавливаться. Он часто бывал в разъездах, и постепенно я стал для него обузой.

– Но ведь он мог отдать вас в семинарию.

– А вы видите меня священником? – рассмеялся Пьетро.

Какое-то время они молча шли по Бродвею, погруженные в свои мысли.

– Вам знакомо имя Франческо Чилеа?[42]

– Музыкант? Да, я слышала о нем.

– Он ведь тоже из Пальми. Мы знакомы с детства, а потом оба оказались в консерватории Сан-Пьетро-а-Майелла.

– Правда?

– Да-да. Мы жили в одной комнате, на верхнем этаже, где селили самых младших студентов. Поначалу даже дружили. Нашим учителем фортепиано был профессор Чези[43], строгий, но очень талантливый педагог. Мы с Франческо вместе посещали класс гармонии и композиции. К сожалению.

– Отчего же «к сожалению»?

– Только у одного из нас был шанс отличиться. У меня его не было. Каждый чертов год.

Пьетро растоптал сигарету и нахмурился.

– Франческо везде выбивался вперед, он был первым учеником, дирижировал оркестром и хором, исполнял собственные произведения. Нельзя сказать, что у него нет таланта, но все же!

– Но вы ведь тоже писали музыку?

– Я быстро забросил композицию. Какой в этом смысл? Мне не давали ни единого шанса показать себя. А ведь я был достаточно хорош, уж поверьте.

– По-моему, это глупо – бросить все из-за другого человека. В мире музыки найдется место для всех, разве не так? Здесь, в Нью-Йорке, вы могли бы начать все сначала.

– Все сложилось так, как сложилось. Теперь мой путь – дирижирование. Вы еще услышите о Пьетро Маларе!

Костанца снова подумала, что Малара слишком уж высокого мнения о себе. Но она понимала, что соперничество с Чилеа сильно ранило Пьетро и ему хотелось взять реванш.

Они подошли к небольшому, голому и безмолвному парку. Это был крохотный кусочек земли, не более того. Костанца была разочарована – здесь не было ничего примечательного, если не считать памятник Верди. Несколько итальянцев разглядывали персонажей великих опер маэстро, расставленных вокруг композитора будто для того, чтобы составить ему компанию.

Малара снял шляпу, приветствуя двоих хорошо одетых господ, которые прогуливались по аллее.

– Это музыканты, – шепнул Пьетро Костанце. – Здесь и Карузо бывает. И Тосканини – он остановился в отеле Ansonia, прямо напротив парка, поэтому часто сюда захаживает. Надеюсь, когда-нибудь я его встречу и он пригласит меня в свой музыкальный салон. Они собираются в Ansonia раз в неделю. Говорят, Тосканини – довольно закрытый человек, к тому же упрямый. Возможно, так оно и есть, но с коллегами он очень любезен. Кто знает, быть может, нам повезет его увидеть.

– Так вот зачем мы сюда пришли.

– О нет, что вы. Наверное, я неправильно выразился. Давайте присядем.

Пьетро взял Костанцу под руку и повлек к ближайшей скамье.

– Поверьте, когда я пригласил вас сюда, я вовсе не думал о Тосканини. Мне просто хотелось, чтобы вы увидели это место. Ведь музыка – моя жизнь, и мне очень дорого все, что с ней связано. Видите ли, Костанца, вы тоже стали мне дороги. Вы напоминаете мне Джильду, прекрасную дочь Риголетто. И мне тоже хочется вас защитить, как и ему. Но не в качестве отца, а…

Костанца вырвала руку, которую Пьетро крепко держал в своих ладонях.

– Не говорите так, прошу вас.

– Почему? – раздраженно спросил Пьетро. Ему и в голову не приходило, что она может отказать.

– Это невозможно! – решительно заявила Костанца. – У меня есть другой. К тому же в марте я возвращаюсь в Мессину.

11

По четвергам Джузеппина всегда навещала беременных женщин и рожениц в Маленькой Италии. Для нее было очень важно помогать этим бедолагам, многие из которых, будучи неграмотными, предпочитали решать свои «проблемы» самостоятельно, рискуя собственным здоровьем и жизнью младенцев.

«В больницу приходят, чтобы умереть» – таково было общее убеждение этих женщин, и лишь немногие из них обращались за помощью в Колумбус или другие учреждения. Поэтому акушеркам вроде Джо и социальным работницам приходилось самим ходить по домам, чтобы наблюдать за роженицами, по крайней мере, в самых сложных случаях. Менее добросовестные коллеги, глядя на ужасающую нищету, шепотом советовали женщинам, у которых уже было пятеро или шестеро детей, стерилизоваться. Джузеппина же просто объясняла, что длительное грудное вскармливание не спасает от новой беременности, как и другие сомнительные ритуалы, которые имеют больше общего с магией, чем с медициной.