Женщина, которая жила у моря

– Антонио, мне страшно, – прошептала Амалия, чтобы Костанца не услышала. – В газетах пишут, что город стерт с лица земли, что всюду пожары, что не осталось ни больниц, ни телеграфа, ни административных зданий. Не уезжай!

– Людям нужна наша помощь, мы не можем сидеть сложа руки. Там тысячи раненых!

– Я читала, что выжившие бродят по развалинам, как привидения, пытаясь найти родных. В городе полно мародеров, которых расстреливают на месте, ситуация вышла из-под контроля! От города ничего не осталось!

– Я знаю, я тоже читаю газеты. Введено военное положение, – ответил Антонио с серьезным лицом. А потом продолжил успокаивающим тоном: – Дорогая, в газетах много чего пишут, но пока ничего точно не известно. Я узнал, что на нескольких кораблях развернули госпитали и временные убежища для пострадавших. Там много людей, которых еще можно спасти. Я обещал, Амалия.

Тем утром, когда Антонио Витале прибыл на Гранд-стрит, он обнаружил у входа в больницу поджидающую его небольшую толпу. С криками и слезами люди окружили доктора, протягивая ему блеклые фотографии, билеты, письма, даже узлы с одеждой и головку сыра пекорино. При виде такого отчаяния, такого наивного доверия, доктор растерялся, почувствовал себя беспомощным…

Он ласково потрепал жену по щеке и попытался улыбнуться, но вышло не слишком убедительно. Потом вытащил из внутреннего кармана пиджака несколько листков бумаги.

– Посмотри, сколько здесь имен. Все эти отчаявшиеся люди просили меня узнать что-нибудь об их родных. Телеграф не работает. Многие хотели бы отправиться туда, но это невозможно. Я обязан поехать и разыскать их и наших родственников, которые тоже остались там, и Андалоро. Там наш дом, наши друзья…

Амалия покорно кивнула. В глубине души она понимала, что муж прав: кто-то должен поехать, а он, как врач и человек, занимающий видное положение в Ассоциации иммигрантов, подходил для этого больше всех. Удрученная, Амалия присела на диван рядом с дочерью. Джузеппина обняла ее.

– Папа, не забудь о синьоре Сквиллаче из ателье, где работает Костанца. Она так переживает за сестру. И еще… попробуй разузнать что-нибудь и об Альфонсо Орландо. Костанца молчит, но я уверена, это важно для нее.

– Разумеется, я записал все имена. Сколько денег удалось собрать Женскому комитету?

– Представляешь, пап, Карузо пожертвовал 8000 долларов!

– Отлично. Джузеппина, продолжай собирать деньги даже после моего отъезда.

– Это не так просто, пап, мне нужно присматривать за Костанцей, ты же знаешь.

В то проклятое утро кто-то отвез Костанцу в больницу, но потом, по просьбе доктора Витале, ее отправили домой. Под действием лекарств она не проявляла никаких признаков беспокойства, но едва немного пришла в себя, побежала к банку Стабиле в надежде узнать новости. Витале не успели ее остановить. Она хотела отправить старые письма и еще телеграммы матери и в газету дяди Коррадо, а главное – проверить, нет ли почты на ее имя. Джузеппина побежала вслед за ней. Но, добравшись до банка, Костанца вынуждена была сдаться. Банк окружила огромная толпа, люди пытались проникнуть внутрь через железную решетку, потому что в какой-то момент сотрудникам пришлось запереть ворота.

Из окна второго этажа высунулся клерк и крикнул:

– Возвращайтесь домой, у нас нет для вас новостей. Телеграф не работает, связь прервана. Мессина молчит.

Мессина молчит? Что это значит?

Костанца вернулась домой, не проронив ни слова. Ей было невыносимо слышать приглушенные и сочувственные голоса.

В голове крутилось только одно: «Мессина молчит. Мессина молчит».

В поисках тишины Костанца укрылась в своей комнате. Ей тоже хотелось той тишины, которая окружает теперь самых дорогих ей людей. Так она чувствовала себя ближе к ним.

– Если что-то понадобится, обращайтесь к доктору Барроу, Питеру Барроу. И не спускайте с нее глаз. В подобных случаях человек способен на все. Выжившие часто считают, что не имеют права жить, – сказал доктор Витале.

Когда доктор уже закрывал чемодан, Костанца, бледная, дрожащая, с растрепанными волосами, появилась на пороге гостиной и заявила:

– Дядя Антонио, я еду с вами.

– Это невозможно, милая. Многие хотели бы поехать, но увы! Я с трудом достал один билет, да и то лишь потому, что я врач.

– Тогда возьмите хотя бы эти письма. Они для мамы, Руджеро, папы…

Джузеппина с ужасом посмотрела на Костанцу, надеясь, что это всего лишь действие успокоительных.

* * *

Весь Нью-Йорк старался помочь пострадавшим от землетрясения. Архиепископ Джон Фарли[48] лично обратился к жителям с просьбой о помощи. В городе было очень много выходцев из Сицилии, и почти каждая семья потеряла родных и близких. Будто война прокатилась по острову и унесла все население городов и деревень.

Когда из Сицилии стали прибывать первые выжившие с жуткими рассказами, когда составили списки погибших, казалось, нет смысла что-то делать.