Под конец мероприятия, чтобы отдать дань двум наиболее пострадавшим регионам, оркестр исполнил несколько сицилийских и калабрийских песен, которые сорвали бурю аплодисментов. Ассоциация продала огромное количество билетов, никто не отказался участвовать, хотя в Нью-Йорке уже прошло немало благотворительных мероприятий в помощь пострадавшим от землетрясения. Несмотря на усталость после недели изнурительных репетиций, Пьетро выглядел счастливым. Он с улыбкой пожимал руки тем, кто подходил его поздравить или поблагодарить, и, не задумываясь о печальных обстоятельствах, послуживших поводом для концерта, говорил, что таков его путь: самовыражаться в полной мере, исполняя новый репертуар, обработанный собственноручно, а не плясать под дудку начальства, которое совершенно не разбирается в предмете.
«Но чтобы иметь такую возможность, – заметил Тосканини, с которым Пьетро наконец-то удалось познакомиться, – нужно обрести независимость и основать собственный оркестр». Именно это он, в сущности, и предлагал.
Публика медленно потекла к выходу. Среди зрителей были и сицилийцы в глубоком трауре, и филантропы, и состоятельные дамы в изящных шляпках, врачи и медсестры Колумбуса и иммигранты со всех регионов Италии. Странно было видеть столь разных людей, собравшихся вместе в этом театре.
Джузеппина опоздала к началу концерта, что вызвало небольшое замешательство. Кто произнесет вступительную речь, расскажет о роли Ассоциации и поблагодарит музыкантов? Волонтеры растерялись. Джузеппина не могла не прийти, ведь она столько сделала, чтобы это мероприятие состоялось! Синьора Витале тоже выглядела обеспокоенной. Она принарядилась, потому что вечером после концерта дочь обещала представить родителям своего жениха. Костанца утешала ее как могла. Кто знает, что могло случиться, – вдруг Джо пришлось в последнюю минуту помогать роженице? Но она и сама в это не верила, ведь Джо отпросилась на весь день, потому что концерт был для нее очень важен. Костанцу охватила тревога. Ей не хватало воздуха из-за толпы, собравшейся вокруг нее. Люди подходили, чтобы выразить соболезнования и обнять ее, среди них Минази и его жена, Наталия с сестрой и мужем, клиенты из ателье, имен которых она даже не помнила, и даже сотрудники банка Стабиле.
Костанце хотелось стать невидимой, исчезнуть. Она не могла выносить слова сочувствия, а главное – всеобщую уверенность в том, что вся ее семья погибла. Пока дядя Антонио не вернулся и не сказал ей в глаза, что в живых никого не осталось, она могла и упрямо продолжала надеяться. Какая-то пожилая, высохшая женщина подошла к Костанце, обняла ее и прошептала: «Бедная моя девочка». Поначалу Амалия ее не узнала, но потом поняла, что это Анна Сквиллаче, за несколько месяцев постаревшая на годы.
– Анна, сочувствую вашей утрате…
И если раньше у Костанцы еще оставалась надежда на то, что ателье возобновит работу, то теперь она ее потеряла, как и саму Анну.
Наконец на сцене появилась Джузеппина – запыхавшаяся, с растрепанными волосами и в одежде, которая была на ней вчера, когда она с утра отправлялась в больницу. Она говорила без особого энтузиазма, словно произносила заученную скучную речь, до которой ей нет никакого дела. Все это было по меньшей мере странно, ведь она так переживала за продажу билетов, развешивала афиши в музыкальных магазинах, раздавала приглашения, рассказывала о концерте на каждом углу, чтобы привлечь как можно больше людей. Когда Джузеппина уселась рядом, Костанца заметила, что она сильно расстроена и, несомненно, много плакала. Но поскольку начинался концерт, Костанца не стала ее расспрашивать.
Выходя из театра, Костанца увидела Фрэнка Минази. Сердце ее тревожно забилось, но она сделала вид, будто ее кто-то окликнул, и отвернулась. Фрэнк подошел к ней, ласково развернул к себе и спокойно сказал:
– Костанца, прошу, выслушай меня. Ты не можешь убегать вечно. Я понимаю, что ты страдаешь, но это не выход… Да погоди же.
Он огляделся по сторонам и отвел ее в укромный уголок у театральной кассы.
– Послушай! Я поговорил с отцом. Конечно, он не в восторге, но понимает меня. Давай поженимся прямо сейчас. Я брошу учебу и найду работу, все равно какую. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя любимой, чтобы у тебя появился свой дом, семья. Родители нам помогут, я уверен. Сейчас отец немного разочарован, но когда он станет дедушкой, вот увидишь…
Костанца растерянно слушала. Она боялась поддаться искушению, ведь это было очень легко. Ей так хотелось отпустить все это и завести семью. Но она не могла использовать Фрэнка и играть с его чувствами. Она любила его и должна быть честной.
– Нет, Фрэнк. Я не позволю тебе загубить свою жизнь ради меня. Ты очень хороший, но это не мой путь. Не знаю, сможешь ли ты меня понять, но сейчас я не в состоянии думать о любви. Я вообще не могу ни о чем думать. Прости.
– Ты должна позаботиться о себе, Костанца. Ты не можешь отказаться от нормальной жизни.