Громкие голоса, доносившиеся из кухни, отвлекли его от раздумий. Не успел он предположить, что там происходит, как дверь распахнулась и в кабинет ворвалась взволнованная Амалия. Он никогда не видел ее в таком состоянии.
– Поговори с дочерью! Может, хоть ты ее образумишь! Она собирает вещи. Говорит, что уходит из дома, переезжает неизвестно куда, неизвестно к кому! Пресвятая Дева, помоги нам!
Доктор молча встал и направился в комнату Джузеппины, которая спокойно собирала чемоданы.
– Что тут происходит?
– Я ухожу, папа, как и говорила. Удивляться тут нечему. Просто мама не хочет понимать.
Антонио вспомнил, что на днях Джузеппина действительно упоминала о том, что хочет жить одна. Но тогда он не придал особого значения ее словам.
– Да, это правда. Но нельзя же уходить вот так, ни с того ни с сего. Мы это даже не обсудили. И куда ты пойдешь?
– В коммуну, где живут другие медсестры и акушерки.
– Но зачем? У тебя есть дом, что еще тебе нужно?
– Я сама зарабатываю себе на жизнь и имею право решать, где мне жить.
– Не понимаю, зачем тебе это надо.
– Я хочу жить с этими женщинами. Мне хорошо с ними, у нас общие интересы. Это логично и удобно. Вот и все.
Она захлопнула чемодан.
Витале понял, что никакие аргументы на дочь не подействуют. Решение Джузеппины окончательное и бесповоротное.
– Давай поговорим, – неуверенно предложил он. – Ты не можешь принимать такие важные решения в одночасье. Я понимаю, что ты увлечена своим делом, и всегда гордился тобой, ты это знаешь, но…
– Прости, папа, мне пора. Сейчас не время для разговоров, меня ждет машина. Увидимся в воскресенье.
Джузеппина взяла чемодан, подождала, пока отец посторонится, и вышла. Костанца поджидала ее в прихожей, чтобы попрощаться.
– Удачи! – только и сказала она.
– И тебе!
Некоторое время Костанца стояла перед закрытой дверью. Обернувшись, она поймала на себе растерянный взгляд Витале. Казалось, за эти несколько минут он постарел, его красивые, тронутые сединой волосы совсем побелели, огонек в глазах погас.
– Костанца, ты что-нибудь знала об этом?
– Не больше, чем вы с тетей.
– Что ж, Джузеппина добрая, но импульсивная девушка. Уверен, скоро она передумает.
Возвращаясь в кабинет, доктор пытался найти подходящие слова, чтобы утешить Амалию. В глубине души он понимал дочь: она была похожа на него. Долг, работа, потребности других людей всегда были для нее превыше всего. Но это нисколько не утешит его жену.
Сидя на кровати в своей комнате, Костанца разглядывала сквозь стекло ветви клена, покрывшегося листвой.
Нет, Джузеппина не вернется.
Костанца удивлялась, что родители не заметили, не поняли, что их дочь стала совсем другим человеком. В последнее время она завязала много новых знакомств, которые казались Костанце довольно сомнительными. В основном это были женщины с натянутыми улыбками, одетые в мужскую одежду, которые посещали собрания, посвященные вопросам прогресса и женской эмансипации. Джузеппина уговаривала ее пойти на такое собрание, но в единственный раз, когда Костанца согласилась, она почувствовала себя не в своей тарелке, поэтому больше не ходила.
Все свое время Джузеппина посвящала иммигрантам. Она старалась облегчить их жизнь любыми возможными способами и делала это со страстью, иногда даже преступая границы дозволенного, потому что ей не нравилось существующее положение вещей.
Она все время твердила о правах женщин, о том, что им стоит стать более сознательными и самостоятельными. Всех мужчин она считала негодяями, от которых нужно защищаться. Однажды Джузеппина призналась Костанце, что тайно приводила женщин в больницу и рассказывала им, как предохраняться от беременности. Она хотела уберечь их от того, что пришлось пережить ей самой.
«На самом деле все это правильно, – думала Костанца, – но к чему такая одержимость?»
Подруги все больше отдалялись друг от друга.
По дому разносился гневный голос Амалии, которая во всем обвиняла мужа:
– Это ты во всем виноват! Ты вбил в голову дочери эти странные идеи, привлек ее к работе в больнице, в ассоциации, дал ей полную свободу… Теперь ты доволен? Доволен, что твоя дочь сбежала из дома, как падшая женщина? Что с ней теперь будет?
Вскоре крики перешли в рыдания.
Костанца подумала, что уйти должна она, а не Джо, и сейчас самое время. В голове всплыли слова матери, разбросанные в разных письмах, но Костанца никогда не придавала им особого значения. Ей уже исполнилось 20 лет, а впереди – полная неизвестность и никаких перспектив.
16
– Да, маэстро, синьора уже ушла, она повела мальчика в школу, – сказала служанка.
– Она сообщила, когда вернется?
– Нет, но, думаю, как обычно, к обеду.
– Даже сегодня…
Пьетро был огорчен.