Женщина, которая жила у моря

Стеновые панели с тяжелыми резными фризами, перемежающиеся скамейками и вешалками в том же стиле, создавали мрачную и гнетущую атмосферу. Кованая люстра с золотистыми плафонами излучала такой тусклый свет, что по телу бегали мурашки. Все это напомнило мне декорации к недавней постановке оперы «Макбет», в которой я пела.

Пока я гадала, сколько времени мне понадобится, чтобы открыть замки и засовы и сбежать, женщина распахнула дверь, за которой недавно скрылась, и позвала меня:

– Сюда!

Я вошла в огромную комнату, едва освещенную естественным светом, просачивающимся сквозь витражные окна. Женщина щелкнула выключателем, и на большой люстре в центре потолка загорелись две древние лампочки: такие уже не продаются ни в одном магазине.

Там, где обои еще сохранились, по стенам тянулись зеленые листья и красные цветы, перехваченные золотистыми лентами. Пятна плесени расползались по потолку, который выглядел так, будто вот-вот обрушится. Проследив за моим взглядом, камеристка заметила:

– Да-да, потолок надо подновить. Но ремонт стоит дорого. Очень дорого. Да и потом, в этой части квартиры давно никто не живет. Это просто проходная комната.

– А там что? – спросила я, не в силах сдержать любопытство при виде какой-то бесформенной массы, прикрытой белыми простынями.

– Это позолоченная мебель из гостиной… – ответила камеристка и, с подозрением глядя на меня, резко добавила: – Così nun s'hanno spulverà[59].

Из-под простыни виднелся краешек позолоченного трельяжа, поблескивающий в полумраке.

Я с жадностью рассматривала все вокруг, словно ожидая какого-то знака. У меня появилось странное чувство, будто я уже бывала здесь до рождения, и это оставило следы в моей памяти. Ведь в нас заложены гены наших предков, не так ли? И мы несем в себе их опыт.

В другой комнате стояла старая швейная машинка «Зингер», на стене – катушки ниток всевозможных цветов, прикрепленные гвоздями.

Через приоткрытую дверь кухни доносился запах еды. Заглянув туда, я увидела большой мраморный стол, а за ним – коридор, который расходится на две стороны.

Меня тянуло налево, откуда доносился звук работающего телевизора.

– А что у вас там? – поинтересовалась я, нисколько не заботясь о том, что это уже граничит с наглостью.

– Там мы никогда не бываем. Это крыло закрыто уже много лет.

– А куда ведет эта красивая дверь с витражами?

– В сад.

Я посмотрела вниз и, кажется, узнала тот самый сад, который видела при входе в дом. В центре сада росло огромное дерево, окруженное буйной растительностью.

– А сад тоже ваш?

– Да, но теперь, к сожалению, он почти заброшен. Лишь изредка приходит человек, которого управляющая компания присылает убирать, чтобы не плодились крысы. Не ухаживать же мне еще и за садом! А раньше он был хорош, 'na vota[60], раз в неделю приходил садовник, настоящий мастер своего дела.

Мы направились в комнату, откуда раздавались звуки телевизора: передавали последние новости о крушении «Конкордии».

Не знаю, что я ожидала увидеть, наверное, и правда какую-то темную ведьмину пещеру из «Макбета», но я была очень удивлена, оказавшись в большой, залитой солнечным светом комнате.

В комнате стоял буфет 1940-х годов, большой книжный шкаф красного дерева XIX века с матовыми стеклами, а в центре – круглый стол с лаковой столешницей.

В углу, у окна, сидела в кресле пожилая дама, утопавшая в ворохе подушек и одеял.

– Вот, она пришла! – объявила камеристка.

Старуха, уставившись в старенький телевизор, еще с катодно-лучевой трубкой, сочувственно пробормотала:

– Какое несчастье!

Потом, повернув седую голову в мою сторону, словно только сейчас меня заметила, громко добавила:

– Синьорина, обычно я не приглашаю посторонних, но Антоньетта сказала, что вы пришли с девушкой из церкви, поэтому я сделала для вас исключение.

Я наклонилась к ней, чтобы пожать руку и представиться, но старуха сказала изменившимся тоном:

– Я толком не поняла, кто вы такая. Антоньетта, – обратилась она к камеристке, – выключи телевизор и поставь сюда стул для синьорины.

Я села рядом с дамой. На миг меня охватило сюрреалистичное ощущение, будто я нахожусь на каком-то важном собеседовании.

– Итак, что привело вас ко мне? Меня никто не навещает. Если бы не телевизор, я бы вообще не знала, что в мире творится. Моя родня, то есть дети кузины, давно разъехались кто куда. Кто в Милан, а кто и в другие страны, в Неаполе остались одни старики. А во всем виновато правительство, вот что я скажу. Вы так не считаете? Вам ведь тоже пришлось уехать из Неаполя?

– Нет, вообще-то я не отсюда. Я родилась в Генуе, но с детства жила в Риме. А сюда приехала, чтобы… Это трудно объяснить. Видите ли, я нашла письмо сорокалетней давности…