Я ответила, что научилась говорить чисто, без всякого регионального акцента, поскольку я оперная певица, а живу в Риме, хотя родилась в Генуе.
– Так вы певица, как здорово! Ну, вот мы и пришли.
Йессика отделилась от группы и предложила всем посмотреть вверх.
Мы оказались перед высоченными туфовыми гротами, приспособленными под гаражи, или, как вполголоса пояснила мне Йессика, перевалочные базы для угнанных автомобилей.
Когда мы вошли внутрь, она попросила группу взглянуть туда, где отверстия в скале были закрыты ветхими дверями и окнами, и объяснила, что когда-то там были жилища троглодитов, несчастных дикарей, которые жили в жалких условиях.
Над нами зияла огромная круглая дыра, откуда внутрь пробивались воздух и свет. Огромные гроты располагались один над другим – все это были туфовые карьеры, откуда когда-то добывали материал для постройки многих дворцов Неаполя.
– Если посмотреть отсюда, домики внизу напоминают рождественский вертеп, – продолжала Йессика. – От дворца Каподимонте королевский экипаж спускался вниз, в самое сердце Неаполя, и именно для того, чтобы воспроизвести рождественский пейзаж, здесь построили такие домики. А теперь послушайте. Сейчас мы отправимся в O palazzo sotte e 'ncoppa[55]
, удивительное место, о котором даже в Неаполе мало кто знает. Могли вы представить, что именно здесь, в районе Санита, находится здание, которое по структуре напоминает Музей Гуггенхайма в Нью-Йорке?Йессика объяснила, что здание названо так, поскольку строилось сверху вниз, то есть «вверх тормашками», а не снизу вверх, как это принято.
В темном доме вместо лестницы на верхние этажи вела спиралевидная дорожка. Поднимаясь, мы замечали по бокам проемы, ведущие в чьи-то жилища. Дойдя до самого верха, мы оказались на широкой террасе, усаженной всевозможными растениями. Отсюда почти весь город был как на ладони, а прямо напротив, чуть выше, виднелся холм Каподимонте.
К нам подошла какая-то женщина и предложила пройти вперед, чтобы получше рассмотреть панораму, а если мы устали, присесть на стулья, расставленные на террасе.
– Давайте посидим немного. У меня ноги болят, – сказала Йессика, забыв о самоконтроле. – Идите сюда, Лучилла. Садитесь рядом. Так о чем вы хотели меня спросить?
– Мне сказали, что вы знаете все об этом районе. Не могли бы вы, когда закончите экскурсию, помочь мне отыскать человека, который жил на улице Суппортико Лопес в 1970-е? Единственная подсказка, которая у меня есть, – письмо сорокалетней давности. Я понимаю, затея безумная, но…
– Безумие – это по моей части, – рассмеялась в ответ Йессика.
3
Йессика внушает доверие и симпатию. Устроившись напротив нее с бутербродом и пивом, хотя атмосфера вокруг не слишком располагала к откровенности, я рассказала ей о прослушивании в Сан-Карло, о том, как начала петь в школьном хоре, где меня отметила учительница пения и предложила давать мне бесплатные уроки, так что моя мать вынуждена была согласиться, хотя и с большой неохотой. Я чувствовала себя с Йессикой так, будто она моя близкая подруга, и мы незаметно перешли на «ты».
– В конце концов матери пришлось смириться, когда я поступила в консерваторию Санта-Чечилия. А вот отец поддерживал меня всегда. Он, как и я, любил музыку и, работая над чертежами, всегда включал какую-нибудь арию или симфонию.
– Значит, музыка у тебя в крови.
Я рассказала Йессике и о своих трудностях, об усталости, об отсутствии стабильного заработка, о частных уроках, которые я вынуждена давать, чтобы сводить концы с концами.
– Представляю, на какие жертвы тебе пришлось пойти, чтобы добиться своего, Лучилла. Я тоже приложила немало усилий, чтобы окончить Университет Суор Орсола по специальности «Сохранение культурного наследия». – Она на мгновение умолкла, а потом продолжила: – Сначала я хотела доказать родителям, что чего-то стою, но потом увлеклась и теперь собираюсь получить ученую степень за рубежом.
Я улыбалась, ожидая продолжения.
– Мне тоже пришлось несладко. Учеба давалась легко, но… Понимаешь, раньше я была другим человеком. Не могла смириться со своей внешностью. Она как будто совсем не соответствовала моему внутреннему миру.
Такая мысль уже приходила мне в голову. Но что тут скажешь? Любые комментарии неуместны, так что я молчала.
– Ты не представляешь, каково это – ненавидеть себя. Я часто болела, нервничала, месяцами не могла выбраться из депрессии, а главное – все это приводило меня в ужас. Но, как видишь, я все-таки справилась.
Йессика откинула волосы и шмыгнула. Потом поправила блузку и встала.
– Ладно, надоела я тебе своими рассказами. Прости.
В ее словах отчетливо чувствовались пережитые страдания. Я подошла к ней поближе, чтобы выразить сочувствие, но в этот момент пискнул мобильник. Выудив его из сумки и прочитав сообщение, я не смогла скрыть раздражение.
– Что там?
– Вот, посмотри и скажи: не козел ли мой парень и не дура ли я, что связалась с ним? Он пишет… читай, читай: «Не звони до вечера. Она рядом. Позвоню позже. Целую».
– «Она» – это жена?