Обрушился проливной дождь, когда мы ехали вдоль Майна. Это была первая непогода за всё время нашего путешествия. Мы залезли под грубый брезент, вода стекала по нашим спинам, и всё стало мокрым и липким. Когда мы прибыли вечером к соседке Каролины с её рекомендательным письмом, то представляли собой действительно жалкую группу. Без этого письма она, вероятно, в самом деле не решилась бы пустить нас к себе в дом.
Спрыгивая с повозки, Павел зацепил за торчащий крюк свои единственные брюки – с катастрофическими последствиями. Наша хозяйка подарила ему брюки своего павшего на войне мужа, хотя это для неё было нелегко.
С этого момента не было для нас больше никаких дворцов и замков, даже никаких сараев. Население этой перенаселённой местности на нижнем Майне было измучено воздушными налётами и тревогой об отсутствующих мужчинах; оно было раздражено всё растущими требованиями беженцев, поселённых в их домах, убитых разрушением своих домов и, сверх всего прочего, сильно изголодавшихся. Нас нигде больше охотно не принимали. Сельское население надеялось, что с окончанием войны оно будет наконец освобождено от беженцев; наше прибытие сюда, однако, было знаком того, что сюда прибудет ещё больший поток изгнанных с востока.
Хотя многочисленные дороги, по которым шли беженцы, и во время войны всегда проходили через их деревни, тем не менее люди не предполагали, что всё население Судетской области и Северной Богемии будет изгнано со своей родины и вытолкнуто на запад.
То обстоятельство, что это было последствием роковой перетасовки народов, которое Гитлер предпринял как знак германского превосходства, не могло смягчить навязанной им доли.
Но по отношению к французам не чувствовалось никакой неприязни. Они так хорошо во всем заменяли отсутствующих немецких мужчин, что всякие национальные предрассудки исчезли как с одной, так и с другой стороны; наши спутники употребляли выражение «boches»[24]
только по отношению к определенному типу немцев, а не по отношению ко всем немцам, как таковым.В сельской местности французские военнопленные работали в условиях относительной свободы и стали таким образом союзниками населения против всё более растущего давления нацистской партии. В восточных областях они часто брали под свою защиту от властей своих хозяев; они везли женщин и детей на тракторах и повозках за сотни километров на запад, чтобы помочь им уйти от Советов. Можно было лишь надеяться, что это новое взаимопонимание положит конец длившемуся столетия соперничеству и ненависти между двумя соседними народами.
Вечером мы ждали, найдёт ли Павел какую-нибудь возможность ночлега. Этих возможностей становилось все меньше. Мы доехали до жалкой деревеньки недалеко от Лангена, которая, слава Богу, находилась уже не так далеко от Йоганнисберга. Открытое поле или сеновал в сарае я бы предпочла всему другому – наш ночлег был уж очень неудобен, – на следующее утро мы чувствовали себя неотдохнувшими, с тупыми, тяжёлыми головами.
День был необычайно жарким. Не было никакого тенистого уголка в открытой местности, никакого источника, никакого колодца, чтобы найти где-нибудь немного воды. Когда мы шли по песчаной дороге, обнаружили, что по её сторонам растут вишни. Павел встал на повозку, «Жан Маре из Бретани» забрался ему на плечи, и свежие сочные вишни посыпались на нас как манна небесная, чтобыутолить жажду.
На последнем участке прямой сельской дороги нас обогнала маленькая вокзальная тележка с ручным багажом, какую мы ещё никогда не видели в таком отдалении от перрона.
Этот «государственный» транспорт был доверху нагружен узлами, а спереди на площадке стоял мужчина, который ногой нажимал на педаль. Мы обменялись приветливыми улыбками.
«Этот едет издалека», – иронично заметили наши французские друзья.
Следуя указаниям Маргариты Хоенлоэ, мы вскоре свернули влево, и нас принял лес.
Когда мы выехали сквозь деревья на дорогу, перед нами было знакомое «OFF-LIMITS». «Замок Вольфсгартен. Вход запрещён» – значилось на табличке.
Мы свернули в извилистую аллею прохладного тенистого парка, и перед нами выросла красная кирпичная стена, окружающая сад и двор.
2
Вольфсгартен, расположенный недалеко от резиденции в Дармштадте, был раньше летним и охотничьим дворцом правящих великих герцогов фон Гессен. Нынешний владелец дворца принц Людвиг, младший сын свергнутого в 1918 году последнего германского кайзера, женился на англичанке Маргарет Геддис, называемой своими друзьями Пег. Гитлеровский «принц-указ», благодаря которому он был также уволен из вермахта, вероятно, спас ему жизнь.
Город Дармштадт и гессенский дворец в его центре вместе с ценными собраниями произведений искусства был незадолго до конца войны полностью уничтожен. С тех пор семья жила в Вольфсгартене, спрятанном в густых лесах, вдали от главных дорог. Этот сельский дворец был построен в «человеческих» размерах, поэтому был уютным и отличался гармонией и элегантностью.