Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

Час за часом солнце припекало всё немилосерднее, и вдруг я неожиданно для всех упала с повозки. Это был глубокий обморок: солнечный удар! Меня отнесли в поле, раскинувшееся неподалёку, повозка последовала за мной, и все терпеливо ждали в тени живой изгороди из кустов шиповника, пока я не вынырнула из глубин без сознания, мама выудила из своей сумочки последнюю таблетку пирамидона, и постепенно острые иголки перестали сверлить мне виски.

Мы завернули на ближайший крестьянский двор, так как уже начинался комендантский час. Хозяева не знали, как им разместить так много людей, но в конце концов принесли матрацы и все смогли лечь спать.

Когда на следующее утро мы уезжали, я с благодарностью приняла от хозяев двора старую крестьянскую соломенную шляпу, чтобы защитить свою гудящую голову от солнца.

Чем плотнее была населена местность, тем труднее становилось найти ночлег и еду, так как все возможности были уже использованы беженцами из разрушенных городов. Поэтому наша поездка постепенно стала выглядеть как поездка в гости, так как с этих пор мы стали искать прибежища у своих друзей, если их дома находились недалеко от нашего пути на запад. Уверенность в том, что мы будем гостеприимно приняты, вознаграждала нас за неизбежные окольные дороги. К замку Лангенбург – следующему месту нашего пристанища, мы подъезжали с растущим чувством тревожной неизвестности, так как не знали, был ли этот дворец занят американцами или разрушен.

«Этот проклятый сарай, если даже в Америке такого и нет…» – ругался сильно подвыпивший американский военный, потрясая кулаком, когда военная полиция выгружала его из дворцового двора мимо таблички с надписью «OFF-LIMITS» («Запретная зона»).

На самом же деле Лангенбург называется замком с полным правом – особенно если учесть, что более мелкие немецкие дворцы и поместья слишком часто именуют себя замками. Лангенбург – это полностью сохранившаяся крепость времен Средневековья, со рвами, заполненными водой, и зубчатыми стенами; в прошлые века она господствовала здесь над всей местностью, ещё и сегодня называемой «Хоенлоэр Ланд». Расположенный высоко на горном хребте замок сообщался с местностью лишь через выдвижной мост. Сейчас этот мост, живописный и не тронутый войной, был набит американскими частями.

Мы были сердечно приняты хозяином замка, бывшим в своё время командиром Павла в Канштате. Его жена Маргарита, замечательная личность, относилась ко всем взлетам и падениям собственной и нашей судьбы легко и со здоровым юмором. Хозяин замка был несколько месяцев тому назад по той же причине, что и Павел, уволен из вермахта. Один его шурин пал на фронте, другой, принц Бертольд фон Баден, тяжело ранен. Брат Маргариты, принц Филипп, служил в британском флоте, и родственники из-за границы начали налаживать с ними связь.

Нашлась комната для мама и папа. Павел и я расположились в гардеробной хозяина, а наши спутники получили удобные места во дворцовых помещениях. Здесь мы могли остаться на несколько дней и дать отдых лошадям.

Состояние моего здоровья было ещё не вполне нормальным, но защищённость и покой, а также первая теплая ванна в течение всего пути и первые чистые льняные простыни, с тех пор как мы покинули Кёнигсварт, и прежде всего родственное по духу и приятное общество наших хозяев быстро поставили меня на ноги.

Сейчас мы могли подумать, как отправить моих родителей в Баден-Баден, так как уже год назад я заказала для них комнаты по соседству с городом. К счастью, приехал как раз знакомый хозяев, будущий изобретатель и изготовитель клея «UHU» – продукта, который превратил его начинание в фирму с мировым именем и принёс ему позднее богатство. Он ехал как раз в Баден-Баден на грузовике через Лангенбург и пообещал доставить папа и мама скорейшим путем к месту назначения.

Это было непростое прощание, так как после всех перенесённых опасностей мы шли навстречу неизвестному будущему; но я успокоила обоих, что наше расставание ненадолго. Как только я встану на ноги в Йоганнисберге, я приеду к ним и там мы посмотрим, что делать дальше.

Когда однажды утром я пошла гулять с Маргаритой и её близнецами, она вдруг отпустила детскую коляску и побежала к джипу, чтобы броситься в объятия американского офицера, сидевшего за рулём. Это был друг юности Павел Чавчавадзе, который приехал, чтобы разузнать, как живётся ей и Фридель. Такое искреннее, открытое, сердечное приветствие повергло в изумление всех присутствующих, как американцев, так и местных: они стояли разинув рты.

Наполовину русский, наполовину грузин, с бурным кавказским темпераментом, Чавчавадзе полностью завладел вечерней беседой. Военные песни, остроумные подражания, цыганские песни так и сыпались из него. Потом вдруг он впал в глубокую задумчивость, которая так неожиданно овладевает русскими и так же быстро проходит. Быстрая смена детской весёлости и задумчивость мудреца вводили, вероятно, в заблуждение его слушателей.

Для меня эта встреча была такой, словно я встретила брата.