На следующее утро Тини прибыла с другими детьми в Вольфсгартен. Она пошла со своим племянником Морицем, которому было восемнадцать лет, к старшему дежурному американской воинской части, чтобы узнать подробности о смерти своей невестки.
Взбалмошный дежурный закричал на Морица: «Вы проклятые нацисты!» Тини прервала его: «Как вы смеете говорить так! Разве вы не понимаете, что это его мать погибла в нацистском концентрационном лагере!»
Не зная, что сейчас делать с Морицем, Лу решил устроить его на время на сельскохозяйственные работы расположенного поблизости поместья Кранихштейн, где тяжёлая физическая работа помогла бы ему, может быть, пережить трагическую смерть матери.
Следующим гостем в Вольфсгартене был маленький курчавый мальчик в костюме, который недостаточно скрывал его среди окружающей природы. Он шёл вверх по дороге ко дворцу, устало таща за собой рюкзак. Выяснилось, что он был сыном командира Лу, павшего на фронте. Вся его семья пропала без вести на Востоке. Лишь смутно он помнил имя Лу, которое часто произносил отец. Нацисты вооружили его и других подростков такого же возраста оружием и отправили сражаться с советскими танками. Он видел всякие ужасы, пока ему не удалось вырваться на Запад. Ему было, наверное, около пятнадцати лет, но он казался моложе, если не брать в расчёт его всезнающий взгляд. Для него быстро была найдена кровать, и вскоре он стал частью Вольфсгартена, как и все мы. Возникли сомнения, должен ли он есть с нами, или с детьми. Соломоново решение было: обедать с детьми, а ужинать с нами, чтобы он находился в обеих возрастных группах.
Он молча сидел среди нас, но постепенно пугливый, неподвижный взгляд его исчез, и вскоре мы услышали, как он смеётся. Впоследствии удалось узнать, что некоторые члены его семьи бежали на Запад, и он смог присоединиться к ним.
Несколько дней спустя вверх по аллее протарахтел трактор. К нему были прицеплены две повозки, беспорядочно нагруженные доверху пожитками. Собаки, несколько лошадей и дети шли рядом. За рулём сидела энергичного вида женщина. Её муж пропал без вести в России; она одна проделала с детьми длинный путь от своего поместья в Восточной Пруссии до этого места.
Никому здесь не отказывали, не отказали и ей, хотя казалось, что у неё не было никакой особой причины искать пристанище именно в этой части Западной Германии. Она хотела уехать в Америку и думала, что через американскую зону это сделать легче. Она надеялась, что наш хозяин поможет ей в этом, что он, конечно, и сделал.
Её старшему сыну было едва пятнадцать, он был очень тих, невероятно вынослив в работе, но туп. Его звали редким именем Мальте, вызывающим ассоциации с поэзией Рильке. Мы спрашивали себя, был ли он сильно испуган, или неспособен мыслить. Его мать была такой же трудолюбивой и так же лишена всякого юмора – мы рядом с ней казались себе увядшими фиалками, даже деятельная Пег.
Когда беженцы прибывали один за другим, Пег как по волшебству превращала хаос в порядок – все это с хорошим настроением и твёрдой рукой. Порядок заключался в разумном распределении обязанностей и включал всех нас в разные виды деятельности: чистку картофеля, приготовление варенья или пропалывание грядок; однако в жаркие часы дня мы сбегали с наших рабочих мест. Её недовольство этим быстро улетучивалось, дружеское прощение и брызжущий юмор сглаживали всё.
Кто-то вздохнул: «Надеюсь, будет хороший урожай!» На что Павел воскликнул: «Ах, если бы были бесконечные поля сочных, хорошо прожаренных Chateaubriands!» (мясное блюдо).
Двоюродная сестра хозяина дома, Тини, чей муж принц Кристоф фон Гессен был убит два года назад, была душой всего общества. Воспитанная во Франции, она, так же как и я, усвоила внушительное количество разных знаний, как это делали все, кто сдавал экзамен на бакалавра. Мы выяснили, что это, хотя и создаёт тот плодородный слой, который позволяет быстро всему расти и развиваться, к жестким фактам действительности, с которыми нам пришлось столкнуться, подготовило нас очень мало.
Наши одинаково приобретённые знания остались своего рода тайным языком между нами двумя, и в этом мы находили большое удовлетворение.
Все источники доходов гессенской семьи почти иссякли, в то время как их обязательства возрастали в обратной пропорции. Вдруг появились два господина по поручению американской картинной галереи, чтобы сделать предложение о покупке всемирно известной «Мадонны» Гольбейна за астрономическую сумму. Картина находилась в течение столетий во владении семьи.