Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

Дворец Йоганнисберг был уничтожен 13 августа 1942 года. Я была одна в Кёнигсварте, когда пришла лаконичная телеграмма от управляющего Лабонте. В ней было следующее: «Дворец и хозяйственные здания полностью разрушены воздушным налётом, люди не погибли».

После этого пришла ещё одна телеграмма от моей свекрови: «Мы здоровы, у Мумм».

Вскоре после этого позвонил Павел. Ему дали однодневный отпуск для осмотра нанесенного ущерба. Когда он прибыл на вокзал в Рюдесхейм, не было даже никакой тележки, чтобы отвезти его с вокзала домой. Так, он пошёл пешком, поднимаясь в гору по виноградникам, покрытым дымом и пылью. Навстречу ему летели куски покрывал, сшитых из лисьих шкурок, и только потом он увидел скелет дома. Вскоре он услышал, как разразилась катастрофа.

Несмотря на сигнал полной тревоги, предупреждавший о воздушном налёте на Майнц, и на рев сирен от деревни к деревне, никто не рассчитывал, что бомбардировщики завернут к знаменитому Йоганнисбергу. Но когда так называемые «рождественские елки», медленно спускаясь, начали сверху ярко освещать всю гору, служанка фройляйн Аллингер бросилась в восточный флигель, чтобы разбудить мою свекровь и её племянницу Маришу: было общеизвестно, что это «великолепие» предвещает скорый воздушный налёт.

Моя свекровь схватила свои лежащие приготовленными на ночном столике драгоценности и собаку таксу. Потом она побежала с Маришей через Бальный зал на втором этаже к лестнице: за ними слышны были уже взрывы бомб в их комнатах. Они добежали до киоска, находившегося в западном углу террасы, но заведующий подвалом уже открыл большую дверь и давал им знак бежать скорее туда. Поднимая полы спальных халатов, так как вокруг них уже потрескивал град фосфорных искр, они прибежали к нему. Из дымовой завесы со всех сторон появлялись, шатаясь, люди, чтобы найти здесь укрытие от рвущихся вокруг бомб: уже весь комплекс зданий находился в бушующем море огня и рвущихся вокруг бомб.

В подвале с высокими сводами погас свет. От мощных взрывов с пола поднимались клубы пыли, и возник шум, словно сверху проезжали скоростные поезда. Людям показалось, что прошла вечность, пока они смогли вновь выйти на поверхность. Когда нижний этаж пылал ярким пламенем, приехали пожарные машины из близлежащих деревень, так как и для них Йоганнисберг был вывеской местности. Люди бегали наперегонки и пытались спасти всё, что можно было спасти из горящих зданий: снимали со стен картины, серебро, фарфор, бельё и передавали из окон. Для выноса мебели времени не хватило: огонь уже нельзя было погасить.

Когда наступило утро, остались только стены в густом дыму. К счастью, наши люди в самом начале налёта взломали дверь, ведущую к военнопленным.

Орудия труда и машины сгорели, все коровы погибли. Венделин, кучер, успел вывести лошадей из конюшни, вскочил на своего любимого Лиса и поскакал, увлекая всех остальных в диком галопе, под обстрелом дюжины летевших на бреющем полёте машин. Целым и невредимым добрался он до открытого поля.

В расположенной приблизительно в шести километрах отсюда больнице Рюдесхейма врач подозвал к себе девушку из Йоганнисберга: «Если вы хотите попрощаться со своей родиной, подойдите к окну». К своему ужасу, она увидела, что весь Йоганнисберг пылал, как факел. Огромные клубы дыма поднимались в небо.

В Бингене, на другом берегу Рейна, жители сбежали вниз к берегу реки и плакали, глядя на горящую гору, пламя пожара с которой освещало всю местность.

В этот миг уничтожения дворец, казалось, ещё раз подтвердил свое название Символ Рейнгау. Как уже не раз на протяжении его бурной истории, судьба Йоганнисберг а была снова тесно связана с судьбой города Майнца, об одновременном разрушении которого говорил противоестественный «закат солнца» на противоположном берегу реки.

Моя свекровь и Мариша ушли на следующий день к соседям в виллу Мумм, красивый дом в стиле ампир, который был расположен совсем рядом с нашим парком. На следующее утро появился деревенский сапожник с обувью, которая была у него в починке; тем самым он помог дамам в их нужде, так как хорошую обувь достать тогда было очень трудно. Больше всего моя свекровь горевала о своих фотографиях, и я попыталась потом собрать для неё их как можно больше, при этом мне очень помог фотограф в Кёнигсварте.

Затем обе уехали в Испанию, чтобы возвратиться в Германию лишь после войны.

Намного позднее стали просеивать обломки и щебень в восточной части дворца и обнаружили некоторые золотые и серебряные вещи, которые потом переработали; даже фарфоровая собака осталась цела. Я чувствовала себя при этих поисках, как люди, которые спустя столетия рылись в пепле жилищ обитателей древней Помпеи.