Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

Прадедушке Павла, австрийскому канцлеру князю Клеменсу Лотару Меттерниху, чей портрет кисти Лоуренса украшал наши учебники по истории, удалось создать после наполеоновской эры длительный мир в Европе; как признание его заслуг австрийский кайзер подарил ему поместье Йоганнисберг на Рейне.

Меттернихи были родом с расположенной поблизости реки Мозель. Как высокопоставленные лица Священной Римской империи они шаг за шагом продвигались по направлению к Вене и поменяли наконец свои немецкие владения на поместье Пласс под Пльзенем в Чехословакии. Поместье Кёнигсварт принадлежало семье уже с XVI века.

Когда Павел понял, что, он, вероятно, потеряет свой родовой дом, он описал мне его как бы со стороны, издали, но с заметной любовью. Пласс и Йоганнисберг не имели для него такого же значения. Хотя материальные ценности значили для него столь же мало, как и для папа, он был глубоко привязан к своему имению.

Павлу было тринадцать лет, когда умер его отец. Трёх друзей семьи попросили позаботиться о владениях до его совершеннолетия: князя Клэри – о Кёнигсварте, принца Леопольда Лобковица – о Плассе (в чешской части Богемии) и графа Вальтера Бэрхема – о Йоганнисберге.

Все трое господ были выбраны очень гармонично для этого бескорыстного дела. Хотя вряд ли можно было найти три более отличающиеся друг от друга личности, их совместная работа проходила без малейших недоразумений, вероятно, благодаря баснословному обаянию моей свекрови, которая всех умиротворяла.

Мисси и я были по материнской линии дальними родственниками семьи Клэри. Когда мы прибыли в Германию, они любезно приняли нас у себя как своих «племянниц», хотя родство было отдалено целым столетием. Вся семья была нам очень дорога, и трое её сыновей стали нашими ближайшими друзьями. Во время своего отпуска они приезжали неожиданно к нам, в нашу крохотную квартирку к завтраку, прихватив по дороге хлеб, молоко и почту, разложенную на коврике у двери квартиры.

Князь Альфи Клэри – одна из обаятельнейших личностей не только своего поколения, но и целой эпохи, – выглядел блестяще, был высокообразованным, тонким человеком, хорошо разбирающимся в ходе вещей и событий.

Будучи страстным историком, занимающимся также генеалогией, он был рад нашей предстоящей женитьбе, и не только потому, что он с симпатией относился к Павлу и ко мне, но и потому, что считал наш союз «интересной исторической комбинацией».

Наконец после многих месяцев слишком коротких встреч Павлу дали отпуск, чтобы «устроить свои личные дела». Мы опасались, что это разрешение на отпуск могло бы означать: «с учётом предстоящего русского похода», но всё равно были рады, что наконец-то сможем определить день свадьбы.

Моя будущая свекровь возвратилась из Испании, где она провела несколько месяцев в своей большой семье в Санта-Круз. Павел забрал меня и Мисси в поездку в Кёнигсварт, чтобы навестить её.

До этого мы уже однажды встречались. Я думала тогда, что обед вдвоём с его матерью был бы приятнее. Мы прекрасно и оживлённо беседовали друг с другом, в то время как Павел ходил взад и вперед по улице, слишком нервный, чтобы есть. Это открыло мне, как важно было для него, чтобы мы хорошо поняли друг друга. А как могло быть иначе!

В своё время замужество моей свекрови – брак испанки с австрийцем – казалось неожиданным, так как связь между Австрией и Испанией, существовавшая несколько столетий назад, давно отошла в прошлое.

Исключая прабабушку Вальдштейн, с которой Изабель – так я её должна была называть – состояла в дальнем родстве, моя свекровь была чистокровной испанкой.

Тем не менее она ею не выглядела, так как была высокого роста, обращала на себя внимание своей красотой и поведением – она была одновременно сдержанна и уверена в себе.

Она производила впечатление женщины из романа начала века, хотя её взгляды были вполне современны. В высшей степени элегантная, она справлялась с повседневными трудностями, подчиняя себя дисциплине. Она была живым подтверждением того, что красота никогда не бывает более привлекательной, чем когда она основана на неуловимой игре света и неожиданной смене выражения. До самого преклонного возраста она сохраняла свою ослепительную внешность.

Она говорила о себе, что не допустила бы того, чтобы кто-то становился ей в тягость или наскучил.

Мне ещё предстояло узнать, что она сама никогда никому не была скучна.

Когда графиня Мелани Зичи-Феррарис, её венгерская свекровь, сделала ей одну из своих обычных сцен, истерично катаясь по полу, обвешанная семейными драгоценностями, Изабель покинула дом, свекровь и драгоценности на полу, чтобы никогда больше с ней не встретиться. Она предложила Мелани выбрать одно из поместий семьи при условии, что их пути никогда больше не должны пересекаться. Это было для бедной Мелани, вероятно, довольно горько, так как лишало её возможности устраивать сцены и наслаждаться затем примирениями. Но она обладала, по-видимому, и привлекательными чертами характера, так как в Йоганнисберге многие жители вспоминают о ней с симпатией.