Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

Хотя мы из-за быстрой перемены нацистской политики уже привыкли к скачкам от «сверхчеловека» к «недочеловеку», эта деклассификация могла означать, что немецкому солдату женитьба на русской будет запрещена. Ранцау посоветовал мне поэтому как можно скорее, ещё до объявления этого предписания, подать заявление о получении немецкого паспорта.

В качестве первого шага я должна была сдать своего рода расовый экзамен в так называемом расовом отделе.

Карликовый горбун (как из «Песни о Нибелунгах») повёл меня и за компанию Мисси через соответствующий отдел министерства Розенберга: это было нечто среднее между учебным заведением и антропологическим музеем. Он измерил наши черепа, затем рост, при этом ему пришлось вскарабкаться на стул, чтобы достать до соответствующей планки; цвет волос и глаз были сравнены с идеальными моделями на картах.

Одобрительно кивая, он бормотал про себя: «Скандинавские прототипы».

Мы с трудом могли подавить смех над суетней этого карликового троглодита. Разве не прозвали берлинцы Геббельса «потемневшим, съежившимся германцем»?

Тротт и Ранцау слушали наш рассказ об этом посещении с ужасом. Их совет: скорее жениться и забыть эту «злую глупость».

Несмотря на всё, нам было трудно разобраться до конца в последствиях этого преступного фарса, проводимого с таким упорством. Нацисты знали: ложь, которую часто повторяют, становится аксиомой, смертельным оружием, которое позволяло им совершать массовые убийства евреев, цыган и тех, кто классифицировался ими как «недочеловеки».

Достаточно было лишь нескольких пометок в актах, чтобы включить жертву в соответствующую категорию.

Легенда предостерегала, что в день, когда будет потревожена могила Тамерлана в Самарканде, в Восточной Европе разразится ещё большее несчастье, чем то, какое он сам когда-либо причинил. Советский антрополог, профессор Герасимов, открыл могилу 22 июня 1941 года.

В тот же день Гитлер напал на Россию. Надо было лишь вспомнить о предостережении Бисмарка насчёт войны на два фронта, чтобы предвидеть, что этот поход повлечёт за собой катастрофу для Германии и невиданные несчастья для России.

Первые бои принесли тяжёлые потери, особенно в танковых частях. Промежутки между похоронами становились всё короче, а одетые в траур члены семей воспринимались всеми как символы общей печали.

Ронни Клэри погиб в начале русского похода 28 июля 1941 года, за месяц до своего 24-летия. Он был убит в башне своего танка. Для него, как и для других, три стадии жизни – юность, зрелость и смерть – слились в одну сегодняшнюю реальность.

Для нашего поколения смерть была так близка, что она казалась нам не столь уж трагичной и несправедливой, как для родителей, остающихся со смертельными ранами потерь. Это чувство близкой смерти придавало нашей жизни сознание безвременности и свободы, что позволяло легче принимать судьбу и войну. Люди, которые в более поздние годы не прошли через этот опыт, едва ли могут понять такое чувство: ведь юность, зрелость и смерть снова приняли конкретные фазы, касающиеся каждого в отдельности по его судьбе.

Когда Ронни умер, он оставил море печали. Я сразу же поехала в Теплиц, чтобы навестить его родителей в их замке. Он находился, как и Кёнигсварт, в Северной Богемии, и когда-то здесь гостили и кайзеры, и короли, которых Меттерних созывал на конгрессы.

После смерти старшего сына, подававшего столь много надежд, семье Клэри предстояла ещё потеря младшего, который погиб в конце войны в Югославии. Маркус, средний сын, пережил долгие годы плена в России и остался жив.

9

6 сентября 1941 года в солнечный день золотой осени Павел и я обвенчались в маленькой католической церкви в Груневальде, на окраине Берлина. Здания церкви не было видно из-за высоких деревьев, окружающих её: можно было подумать, что мы находимся в деревне.

«Я бы хотела, чтобы всё было уже позади», – призналась я до этого моей подруге Марии-Пилар Ойрцабель, жене испанского дипломата, когда все мелкие трудности, связанные с любой свадьбой, горой вырастали перед нами. «Это самый счастливый день твоей жизни, – сказала она убеждённо, – позволь событиям развиваться своим чередом».

Так это и было. В последнюю минуту прибыли члены семьи из Мадрида и Рима. Отец Иоанн Шаховской, будущий православный епископ в Сан-Франциско, который тогда был нашим русским священником, тихо совершал православную службу одновременно с католической. Таким образом, мы обошли затруднение, так как мои родители не могли смириться с тем, чтобы венчание проходило только по католическому обряду.

Испанское посольство, которое считало Павла одним из своих, предоставило в наше распоряжение свой автомобиль, а граф Рокамора предложил устроить приём в его доме. Так как никто из нас не был постоянным жителем Берлина, то действительно целесообразнее было устроить празднество не в отеле, а в частном доме. Шампанское и вина были доставлены из Йоганнисберга, еда из Кёнигсварта, где моя свекровь для этого подвергла себя длительной макаронной диете, чтобы накопить побольше дичи и кур.