Списки приглашённых, составленные Павлом, Мисси и мною, оказались длинными – толпы друзей пришли к нам на свадьбу, некоторые из них прямо с Восточного фронта, куда снова должны были вернуться.
Отпуск Павла был коротким, но всё равно война временно отступила на задний план. В конце празднества настроение стало настолько весёлым, что нам было трудно уезжать. Когда мы на следующее утро прибыли в Вену, нам доложили, что нашим дорогим друзьям пришлось пережить тяжёлый воздушный налёт.
Низкие дома жёлтого цвета, с деревянными зелёно-голубыми ставнями, скрывающиеся в пышно цветущих садах, фабричные трубы и не радующие глаз рабочие кварталы говорили о близости столицы бывшей монархии Остмарк, которая была теперь низведена до провинции национал-социалистического господства.
Несмотря на это, Вена сохранила своего рода потрёпанную элегантность с опереточным налётом. Низкие здания с изящными чугунными решётками, обрамляющими окна с плотно стоящими на подоконниках горшочками с геранью, определяли картину внутренних двориков, которые своей пышно-зелёной листвой напоминали музыку Штрауса и Ланнера.
Во многих дворцах ещё частично обитали их владельцы, живя тихо, хотя, правда, парадные комнаты служили во многих из них помещениями для консульств и модных салонов.
Мы подошли к собору Св. Стефана и на фиакре поехали к Карлскирхе, где крестили Павла, и дальше – к бывшему дворцу Меттернихов, где, как утверждал канцлер, «начались Балканы».
Городской дворец графа Вильчека на Херренгассе был центром общественной жизни Вены – это происходило не из-за богатства или высокого положения его владельцев, а из-за необычайного очарования, исходившего от этой семьи. Они встречали каждого с симпатией и настоящей сердечностью. Мисси и я знали их хорошо ещё по некоторым встречам в Берлине, куда они сопровождали то одного, то другого родственника перед отправкой на фронт. Павел был и без того очень близок с ними.
Наш гостеприимный хозяин граф Гари, сверстник и друг моей свекрови, выглядел стройным, высоким и немного грустным. Казалось, что он не только принадлежит к другой эпохе, но и к другой человеческой породе! В то время как вся семья была склонна к комичному, он страдал меланхолией.
Как и многих из его поколения, его глубоко угнетало то, что он становился свидетелем жалкого процесса исчезновения монархии и превращения её в нынешнее государство-головастик, где Вена являлась большой головой, окружённой обедневшими сельскими провинциями. Многообразие народностей в бывшей Австрии отражалось в смеси различных говоров и чуждо звучащих фамилий в бывшей имперской столице.
Куда бы мы ни приехали, имя Меттерних действовало как волшебная формула, как напоминание о более счастливых днях. Тем не менее прадедушка Павла был, по-видимому, единственным значительным государственным деятелем своего времени, которому его земляки никогда не воздвигали ни одного памятника, – словно последующие правительства не могли простить ему, что он так долго преграждал им путь к власти.
Перед свадьбой я смогла приобрести себе несколько по-настоящему красивых платьев. Когда мы спрашивали в пустых магазинчиках о чем-нибудь особенном, нам доставали из тайников скрытые сокровища: шёлковый галстук или рубашки для Павла, модное платье из Парижа для меня; покупки сопровождались ностальгическими разговорами, например, ювелир Палью вспоминал, всё ещё поражённый, но не без восхищения таким неуважением к значительным ценностям, как моя свекровь подарила однажды своей невестке, тёте Тити Таксис, огромные бриллиантовые серьги, так как она нашла, что они выглядели как хрустальные капли на люстре.
Мы провели несколько дней в Деллахе на Вертерзее и в Вассерлеонбурге под Виллахом. Наша короткая медовая неделя – так как большего времени не было – была прервана телеграммой с сообщением, что сгорел большой сарай в Кёнигсварте. Мы немедленно возвратились туда, чтобы Павел мог принять необходимые меры.
Там мы встретили мою свекровь, Маришу и двоюродную сестру Павла Касси (Касильду Санта-Круз), которая была ему как родная сестра. Они все приехали сюда после нашей свадьбы и тяжёлого воздушного налёта. К концу недели приехало ещё несколько друзей. Когда последний из них уехал, Павел, у которого оставалось ещё два дня отпуска, предложил: «А как насчёт поездки в Прагу?» – «Когда?» – «Сегодня после обеда».
Это был для меня первый знак, что всю нашу совместную жизнь мы будем постоянно в поездках – больше, чем необходимо.
Из Праги мы возвратились в Берлин. Здесь нам, к нашему большому удивлению, сообщили, что давно неиспользованный отпуск Павла, полагающийся ему по закону, может быть использован им сейчас. Ему даже разрешили «по семейным обстоятельствам» поехать в Испанию. Я должна была лететь вслед за ним, но целый месяц мне пришлось бороться с тьмой трудностей и препятствий, прежде чем я смогла последовать за ним в Мадрид.
Самолёт приземлился перед длинным сараем посреди высохшей равнины. На небе не было ни облачка. После порывистого полёта над голыми склонами гор машина села на мадридский аэродром Барахас.